Ересь Хоруса. Омнибус. Том II
Шрифт:
— Я никогда не иду назад, — ответил Пертурабо. — Только вперед.
— Повелитель? — снова заговорил Форрикс. — Ваши приказы?
— Идем внутрь.
— Внутрь черной дыры? — Кроагер был в ужасе. — Это самоубийство.
— Отнюдь, мой триарх, — ответил Пертурабо, внезапно понимая правду. — Фулгрим сказал, что мы встретимся снова, и я ему верю. Нам не суждено умереть здесь, а выход остался только один — двигаться вперед.
Пертурабо вгляделся в бездну черной дыры, словно бросая ей вызов.
— Таков мой приказ. Выполняйте. Немедленно.
Теогонии-IV
Он
Или, точнее, переродился?
Люций кожей чувствовал тот убийственный жар, который поглощал все без остатка, питаемый химическими реакциями, усиливаемый почти осознанным желанием пожирать. Его глаза открылись, тело пронзила восхитительная боль. Он был жив, и одним этим слоило наслаждаться, особенно учитывая предшествовавшие события.
Шарроукин.
Его убил этот Гвардеец Ворона.
И все же он был жив.
Люций помнил, как парные черные клинки вонзились в его тело так, как это делает оружие палача. Боль от мечей, разрезавших грудь и пробивших оба сердца и легкие, оставила после себя достойное воспоминание, которое до сих пор вызывало в нем дрожь удовольствия.
Он сел, дотронулся руками до плеч — и не обнаружил никаких следов смертельных ран. Только гладкая кожа, удивительно приятная на ощупь. Он находился на железной каталке в апотекарионе, больше похожем на лабораторию безумца: стены скрыты под толстыми трубами, жидкость в которых кипела, выпуская пар, от жары в помещении.
Весь апотекарион был объят яростным пламенем, явно родившимся в результате поджога. На полу и стенах горели ядовитые химикаты, пролившиеся из разбитых реторт и лопнувших баков для хранения высокотоксичных горючих веществ.
Он был жив. И он был не один.
В центре лаборатории шла борьба не на жизнь, а на смерть: два чудовища гигантских размеров сражались со своим творцом и хозяином этой обители проклятых — апотекарием Фабием. Один из терат казался отвратительной мешаниной искривленных конечностей, его тело раздулось от опухолей и наростов, вызванных гиперэволюцией. Конечности и части тела другого множились с каждой секундой, причем предназначение их невозможно было определить.
Несмотря на все уродливые деформации, кошмарным образом преобразившие плоть терат, Люций разглядел на их телах отметки легиона: неизвестно, кем эти существа станут в будущем, но раньше они оба были Имперскими Кулаками.
Оружие Фабия состояло из посоха с пикой на конце и крупнокалиберного пистолета, стрелявшего трассирующими снарядами. При попадании они выбрасывали облако смертельных токсинов, но мутанты, казалось, от них становились лишь сильнее. Только огонь причинял им боль, и их сверхмодифицированная плоть неплохо горела.
— Люций! — заорал ему Фабий. — Помоги мне! Спаси образцы геносемени!
Обычно Люций не считал нужным подчиняться приказам кого-то вроде Фабия, но на этот раз он решил, что услуга, оказанная апотекарию,
Наконец его взгляд остановился на криоконтейнере, прикрепленном к стене охлаждающими трубками и контрольными кабелями. Люций с трудом пробился сквозь пламя: доспех защитил его от жара, но без шлема кожа на его покрытом шрамами лице пошла пузырями, а волосы, и так поредевшие, выгорели полностью, уже навсегда.
Боль при этом была изумительной.
Один из терат упал: тело его, пронзенное посохом Фабия, уже не могло справиться с грузом хаотических мутаций. Второй монстр был объят пламенем с головы до ног, и плоть его стекала с костей, словно расплавленный воск. Фабий выстрелил ему в голову, и позвоночник существа треснул, не выдержав нового скачка эволюции.
Схватив контейнер, Люций оторвал его от стены. Разорванные трубки обдали его горячей жидкостью, которая воняла чем-то органическим — аммиаком мочи и биологическими отходами. Стенки контейнера раскалились, и он закричал от боли, хотя мозг его чувствовал наслаждение.
— Уходи! — крикнул Фабий, пробираясь через лабораторию. Пламя уже подступало к бочкам со взрывчатыми веществами. Откуда-то из глубины апотекариона раздались глухие взрывы, и в зал вырвались потоки огня.
Развернувшись, Люций бросился к выходу и вслед за Фабием выскочил в коридор.
Апотекарий ударил по запирающему механизму двери, и бронированная перегородка резко опустилась. Люций чувствовал испепеляющий жар даже через взрывостойкую пласталь и слышал, как один за другим взрываются баки с химикатами.
— Быстрее! — рявкнул Фабий. — Отдай мне образцы геносемени. Если они разморозятся, то погибнут.
Люций поставил криоконтейнер на пол и вскрыл герметичный затвор. Верхняя половина контейнера открылась, выпуская клубы пара. Фабий в лихорадочной спешке активировал свой сильно модифицированный нартециум, из которого показался вакуумный цилиндр, способный вместить несколько колб с образцами.
Люций увидел двенадцать колб с зиготами; некоторые запотели от жара, другие треснули и теперь протекали. Вдоль контейнера горели датчики, по одному на каждую колбу. Все они горели недобрым, бесполезным красным светом — кроме одного.
— Дай ее мне! — закричал Фабий. — Сейчас же!
Люций вынул последнюю колбу. Металлическая поверхность, когда-то гладкая, теперь обгорела и искривилась, но генетический материал, содержавшийся внутри, каким-то чудом не пострадал. Фабий выхватил колбу у него из рук и ввернул герметизирующую крышку сосуда в приемный разъем нартециума. Механизм зашипел, выравнивая давление, и указатель наполненности начал понижаться, пока колба с зиготой не опустела.
— Только один, — с горечью сказал Фабий и в отчаянии отшвырнул колбу. — Столько усилий и столько времени потрачено, но выжил только один.