Еретик

Кудрявцев Леонид Викторович

— Какой же?

— Проживешь с мое — узнаешь, — ответил музыкоед.

Они помолчали несколько минут, потребовавшихся на то, чтобы Безымянный допил коктейль. Музыкоед же провел это время, вольготно откинувшись на спинку шезлонга, полузакрыв глаза, о чем-то размышляя. Возможно, он блуждал по стране воспоминаний, возможно, придумывал рецепт очередного музыкального блюда или же просто прикидывал, не раскочегарить ли слегка светило своей ячейки.

Наконец Безымянный поставил пустой стакан на столик и осторожно сказал:

— Если ты не против…

— Подожди… —

Музыкоед слегка помахал рукой. — Подожди, сейчас начнется… Послушай…

И в самом деле началось.

Неподалеку, скорее всего в кроне ближайшего дерева, послышался нежный и трепетный звук. Безымянный не мог бы сказать, кто его издавал. По-видимому, певчая птица. Но какая? Впрочем, имело ли это какое-то значение?

Звук родился, сначала тихий, кажущийся иллюзией, миражом слуха, готовым вот-вот исчезнуть, раствориться навсегда, но быстро окреп, зазвучал громче, еще громче… А потом он вдруг оборвался, но только для того, чтобы не заслонять собой голоса, возникающие в кронах других деревьев, дать им вырасти и окрепнуть. Пауза длилась недолго. Голос существа, породившего мелодию, послышался снова, соединился с мелодией, растворился в ней, стал ее частью, исчез.

Мелодия! Да, это была уже она. Настоящая мелодия, в создание которой включились, наверное, все населявшие эту ячейку живые существа. А их, судя по всему, было немало. И каждое обладало своим, неповторимым голосом. Теперь же с помощью какого-то волшебства эти голоса слились в единый, растворились в мелодии, утратили индивидуальность. В результате получилась, наверное, самая красивая, манящая, зовущая куда-то и навевающая легкую грусть, напоминающая о тщете всего сущего и одновременно дарующая силы продолжать и продолжать жить, мелодия.

Она захватила Безымянного, пленила его разум, подчинила его себе, заставила на время забыть даже о том, ради чего он сюда пришел. И это было прекрасно. Забыть, забыться, полностью отдаться ощущениям, променять холодную, твердую рациональность на зыбкий, эфемерный и одновременно приносящий с собой забытое удовольствие ощущения радости бытия мир музыки.

На время. Совсем ненадолго. Музыка кончилась, и музыкоед спросил:

— Ну как, понравилось?

— Еще бы, — ответил Безымянный.

— Да, в этот раз получилось вполне пристойно. Можно сказать, очень неплохо. Лет через десять я доведу акустику своей ячейки до совершенства. К этому же времени наверняка закончу подгонку исполнителей… И вот тогда у меня должно получиться нечто и в самом деле замечательное.

— Наверняка, — сказал Безымянный. — А что потом?

— Ну-у-у… — засмеялся музыкоед. — Потом буду все это доводить до совершенства.

— А потом?

— Никакого потом. Если оно и есть, то очень-очень не скоро. Понимаешь, старик, в музыке совершенство является вещью недостижимой. И как всякая недостижимая вещь оно потребует бесконечного количества времени. Хотя… кто знает? Возможно, мне удастся его достичь. По крайней мере бесконечным количеством времени я обладаю. Поэтому… Почему бы не попытаться?

— А что будет, когда ты его все-таки

достигнешь? — не унимался Безымянный.

Музыкоед хихикнул:

— Всякое совершенство — сиюминутно. Таким образом, если мне даже в каком-то очень-очень далеком будущем удастся его достигнуть, наверняка оно почти сразу же перестанет быть самим собой, и значит, появится возможность устроить за ним новую погоню.

Безымянный подумал, что, возможно, это и в самом деле достойная цель, на которую стоит угрохать бесконечное количество времени. Именно — возможно. Вот только ему сейчас не до подобных экспериментов. Хотя когда он получит свободу… Почему бы не подыскать себе похожее занятие? Конечно, оно не будет иметь к музыке никакого отношения, поскольку он в музыке не понимает ничего. Но сама идея достижения недостижимого… В ней есть нечто заманчивое, завораживающее.

— Еще? — спросил музыкоед, указывая на пустой стакан.

— Нет, пока не надо. Да и вообще, пора мне уходить. Это тебе, поскольку ты отошел от дел, можно разбрасываться временем налево и направо. А у меня очередное задание, и на него отведено совсем немного времени.

— Вот как, задание? — Музыкоед слегка приподнял правую бровь. — А ты, стало быть, явился ко мне за помощью? Ну, говори же, рассказывай.

— Слишком долго рассказывать. Да и не стоит тратить на это время. Лучше ответь мне на один вопрос.

— Если смогу.

— Ты — сможешь. Прежде чем уйти на покой, как рассказывают, ты был довольно лихим парнем и частенько за деньги обделывал разные щекотливые делишки для великих магов.

— Ну, все это происходило так давно, что быльем поросло, — промолвил музыкоед.

Безымянный заметил, как его глаза слегка сузились.

Ага стало быть, насторожился. Этого следовало ожидать. И пока это не опасно.

— Мне нужен всего лишь совет. Никто о том, что ты его мне дал, не узнает.

— Другими словами, — уточнил музыкоед, — ты нуждаешься в сведениях.

— Вот именно.

— И ты, конечно, понимаешь, что ничего в этом мире даром не дается?

— Безусловно. Сколько денег тебе нужно? Я попытаюсь достать необходимую сумму.

— Они мне не нужны. Сведения я, как правило, меняю только на сведения.

Безымянный снова взглянул на музыкоеда. Теперь рядом с ним сидел совсем другой человек. Торговаться, а тем более спорить с этим человеком не хотелось. И это было плохо, это не оставляло ему, Безымянному, никакого выбора. Ну что ж, значит, так должно быть.

— Согласен, — сказал Безымянный, — пусть будут сведения в обмен на сведения. Что ты желаешь знать?

— Сначала мне хотелось бы услышать поставивший тебя в тупик вопрос.

— Он достаточно прост: Каким образом можно определить, что перед тобой находится маг, если он не желает, чтобы ты это сделал?

Музыкоед присвистнул:

— Ничего себе! Значит, в этот раз ты охотишься на мага?

— Это те сведения, которые ты хотел получить в обмен на совет?

— Пока — нет.

— В таком случае имеет ли это большое значение? — Музыкоед ухмыльнулся: