Еретик

Gabriel Krieger

— За последние две сотни лет мы чуть ли не впервые собираемся настолько большим составом, в качестве арбитров даже были вызваны представители другой стороны, — Архангел брезгливо посмотрел в сторону улюлюкающей толпы демонов, — все это ради одного человека, который не удосужился даже вежливо открыть дверь. Однако, дело требует беспристрастности, поскольку отправить в рай или ад человека, совершившего столько всего? сходу нельзя. За сим, объявляю заседание открытым. Прошу секретаря зачитать обвинительную часть.

— Эмм, ваша честь, пока мы не начали, я бы хотел промочить горло. — Веселиться, так до конца. Все равно, с учетом всего, что я сотворил за всю жизнь, вряд ли врата Серебряного града будут открыты для меня.

— Прости, что? — Михаил даже привстал со своего места,

что сделало его еще выше и так немаленького роста. Интересно, как этот стероидный качок умудрился стать судьей?

— Ну в том смысле, что я хочу выпить перед тем, как мы начнем весь этот фарс. Эй, группа поддержки у вас есть выпить? Я даже не обращаюсь к этим скучным святошам, поскольку и так догадываюсь, что мне сейчас зачитают длинную нотацию на тему праздности.

— Штеф, лови. — Демон с первого ряда перебросил бутылку с жидкостью, отдаленно напоминавшую узо. — Лучший адский самогон в первых четырех кругах. Мы за тобой наблюдаем последнюю сотню лет, и ты нас еще никогда не подводил. У нас целый фан-клуб есть. Попадешь к нам и мы устроим тебе лучшее адское местечко с видом на лавовое озеро. Если что, меня зовут Бальтазар. — Толпа радостно заулюлюкала, но осеклась когда архангел нетерпеливо начал стучать молотком по трибуне.

— Запомню, Бальтазар. — Я выдернул пробку и хлебнул обжигающей горло жидкости, — ух, ну и мощная штука. Мы можем начинать или я пойду, у меня осталось немало дел на Земле. Буду выскакивать в каком-нибудь замке из гобелена и истошно завывать или, быть может, вселюсь в какого-нибудь ребенка и заставлю ползать его по стенам и бешено вращать головой на все триста шестьдесят градусов.

— Прекрати этот цирк, Штефан. Итак, защищает нашу заблудшую душу святой Штефан, по совместительству являющийся ангелом-хранителем данного господина. — Мужчина, что одарил меня добрым взглядом, встал и смиренно поклонился, — а на стороне, указующей на грехи, будет выступать Натаниэль.

— Слишком надменный у тебя взгляд, для парня с девчачьим именем. — При этих словах, ангел, стоящий по левую руку стал багровым от гнева. — А вот этого не надо или ты не знаешь, что гнев- это смертный грех, — при этих словах демоны радостно осклабились, а Натаниэль моментально стал пепельно-серым от страха.

— Итак, прошу ангеля-обвинителя зачитать список прегрешений, — Михаил, казалось, не обратил внимание на нашу перепалку, однако очень неодобрительно посмотрел в мою сторону. На какой-то миг мне даже стало чуточку стыдно, пока я не вспомнил о том, что меня в общем то собираются запихнуть в ад на следующую тысячу лет минимум.

— Эта заблудшая душа совершило огромное количество грехов, за каждый из которых Высший Закон требует отправки его души в ад. Он нарушил восемь заповедей и был поглощен всеми смертными грехами, кроме праздности. Он лгал, убивал, прелюбодействовал, принял другого бога ради своих целей. Кроме всего прочего, этот безбожник нарушил чуть ли не каждую строчку священного Писания, не говоря уже о том, что попал он к нам после совершения самоубийства.

— Это правда? — Взгляд архангела с каждым произнесенным словом становился все мрачнее и мрачнее.

— Ну… я так понимаю, что смысла врать мне нет, поскольку вы, святоши, и так все знаете лучше меня. Однако, то что я делал, в большинстве своем было во благо. Не спорю, с вашей точки зрения, я — преступник, но попустительство тех деяний, которые были мной совершены и особенно против кого, не является ли это большим грехом? — при этих словах надменный ангел вскочил и разразился тирадой.

— Да как ты смеешь сравнивать нас с собой, смертный. Ты, тот кто загубил стольких людей ради своей алчности и низменной натуры. Ты отринул Бога, в момент своей слабости и твоя жалкая душонка не заслуживает даже того, чтобы приблизиться к Серебряному Городу. — он, казалось, сейчас взорвется от своего негодования.

— Тю, какой горячий молодой человек. А теперь послушай меня ты и все остальные. Я не собираюсь раскаиваться в том, что ваш папочка не ответил на мой призыв и я принял того, кто смог помочь. Если человеку нравится смотреть на чужие страдания, в приличном обществе таких называют психопатами.

Я могу раскаиваться за многое, но не за это. И да, мой маленький нетерпеливый друг, если я и отправлюсь в ад, то только после тебя. Насколько я помню, смертные грехи действуют на всех, а гордыня-худший из них, — в этот момент я почувствовал, как истаял невидимый барьер между демонами и находящимся на левой трибуне ангелом, в тот же момент сотня рук схватила визжащего от ужаса Натаниэля в он скрылся из глаз в массе демонов, запахло серой. Я лишь криво усмехнулся и отхлебнул еще немного самогона, выдохнул небольшое пламя и продолжил, — кто-нибудь скажет мне, является ли отправка ангела в ад грехом? — в этот момент сотня пар глаз разом уставилась на готовившихся провалиться от стыда Михаила и Штефана. Мало того, что своим видом они не смогли внушить смирение чрезмерно строптивой душе, так та еще и умудрилась утащить одного из их собратьев вместе с собой. Это был позор, хуже которого было только одно: его видели демоны. Более того, они смотрели на этого человека не с жадностью и вожделением о вечных пытках его бессмертной души, отнюдь. В глазах извечных врагов читалось уважение и, к несчастью причина этому была достаточно веской. Не только из-за того, что ради одного человека было собрано Судилище, но и потому, что одними своими словами он смог ввергнуть ангела во грехопадение. Они его банально боялись, а ничто не вызывает в адской канцелярии столько уважение, сколько наведение страха на собратьев. Теперь отправка в преисподнюю будет означать лишь одно- мир получит еще одного хитрого и злобного демона, возможно даже архидемона. А ведь Закон непреложен, за отсутствие раскаяния в оскорбление Всеотца только один путь- в ад. И в тот самый момент, когда Михаил уже отчаялся в поиске решения, в дверь постучали громко и требовательно.

— Я конечно еще не умер, да и пока не собираюсь, но если вы вдруг не откроете эту клятую дверь, вы будете делать это долго и со вкусом. — Говорящий за дверью бы в крайней степени раздосадован, что его не пускали туда куда он хотел попасть. Причем раздосадован настолько, что дверь начала плакать, точнее металл начал плавиться и стекать слезами из глаз барельефов изображенных на ней. Когда же дверь в спешке отворили, в зал вошел тот, кто заставил вздрогнуть всех окружающих и даже архангел не смог сохранить спокойствия на своем лице. Если говорить прямым текстом, он дал петуха. Тяжелая рука легла на плечо и повернула меня вместе с креслом и первое, что я увидел: пара желтых глаз, смотрящих на меня с весельем и некоторой долей облегчения.

— Все развлекаешься, Штефан? Я смотрю ты где-то и выпивку достал и группу поддержки собрал. Попросил ведь тебя вернуться в замок, не творить глупостей. Так нет же, ты умудрился устроить колоссальную заварушку да еще и выбраться из нее жив… — тут он вспомнил, где мы находимся — короче говоря, выбраться. Так, теперь что касается вас всех и в частности тебя, Миша. То что сотворил данный господин можно описать только как искупление всех грехов разом. Он не только уничтожил, как вы любите говорить, "ложного бога", но и спас свою бессмертную душу ибо более вариантов не было. Ну а с учетом того, что кое-кто, не будем показывать пальцем, все равно его тут нет, все равно будет играть в обиженку и в рай его не пустит. В аду и так бардак творится, а я не хочу, чтобы там был бардак, к которому приложил руку данный господин, хотя думаю, что с вашими красными рожами, черная форма будет отлично сочетаться. — тут он злобно усмехнулся, обводя взглядом окружающую толпу.

— И что же ты предлагаешь, Габриэль? — Михаил уже оправился от первого шока и видимо пытался восстановить свой авторитет хотя бы среди ангелов. — В ад нельзя, в рай не пустим, чистилище тоже не для него, ибо как раз так грехов, кроме богохульства в нем нет. Остается только Лимб, хотя по совокупности деяний, все таки стоило бы отправит его в ад на век-другой.

— Нет, есть идея гораздо лучше: вы отдаете мне его душу под мое слово о том, что пока он не искупит и последний грех своими деяниями, его дальнейшая судьба в моих руках. Ты знаешь меня, Михаил, я своих слов не нарушаю и могу уверить, что то, что я придумал одобрят все, даже Всеотец.