Еретики Дюны
Шрифт:
— Сиона была подругой Святого Дункана Айдахо, — напоминал Дорминд всем, кто желал его слушать. — Их потомки живут теперь повсеместно.
— В самом деле? Простите, что я не могу больше слушать вас, но у меня неотложное дело.
Поначалу Туэк проявлял по отношению к Дорминду большую терпимость. История была интересна, а ее уроки поучительны.
— Бог послал нам еще одну Сиону, — говорил Туэк. — Скоро все должно проясниться.
Дорминд уходил, но вскоре снова возвращался с новыми подробностями прошлого.
— Отчеты из Дар-эс-Балата представляются теперь в совершенно ином свете, — говорил Дорминд
Дорминд обычно накидывался на Верховного сразу после завтрака. Остатки еды еще стояли неубранными на балконном столике. Через открытое окно доносился шум из апартаментов Шианы.
Туэк предостерегающе прикладывал палец к губам и говорил приглушенным голосом:
— Священное Дитя по своей воле собирается в Пустыню.
Поднявшись на балкон, он, указывая рукой в юго-западном направлении от Кина, говорил:
— Очевидно, что-то интересует ее в тех краях или, я бы сказал, призывает ее.
— Мне говорили, что она часто пользуется словарями, — сказал Дорминд. — Это, конечно, не может быть…
— Не обманывайся на этот счет, — отмахнулся Туэк. — Она просто проверяет нас.
— Но, лорд Туэк, она задает Альгозе и Кании совершенно детские вопросы.
— Ты хочешь выпытать мое суждение по этому поводу, Дорминд?
С некоторым опозданием историк понял, что переступил рамки дозволенного. Он замолчал, но выражение его лица было красноречивее любых слов, которые застыли у него на устах.
— Бог послал ее к нам, чтобы искоренить зло, которое проникло в ряды непосвященных, — произнес Туэк. — Иди! Молись и спроси себя, не проникло ли это зло в тебя самого.
Как только Дорминд удалился, Туэк вызвал помощника.
— Где Священное Дитя?
— Она ушла в Пустыню, лорд, чтобы общаться со своим Отцом.
— На юго-запад
— Да, лорд.
— Увезите Дорминда подальше на восток и воткните в песок несколько тамперов, чтобы он никогда больше не вернулся.
— Дорминда, лорд?
— Дорминда.
Даже после того как Дорминд попал в пасть Бога, священники продолжали выполнять его напутствие: изучали Шиану.
Шиана тоже не оставалась в долгу и, в свою очередь, изучала их.
Постепенно, настолько постепенно, что она и сама не заметила, когда именно это произошло, но Шиана в один прекрасный момент вдруг осознала свою огромную власть над окружающими. Сначала это была просто игра, как это бывает в День Детей, когда взрослые прыгают на задних лапках, не зная, как угодить ребенку, выполняя его самые нелепые капризы. Но вскоре выяснилось, что удовлетворяется любой, именно любой каприз.
Она потребовала на обед редкий фрукт?
Ей подносили этот фрукт на золотой тарелке.
Она заметила в дальнем конце улицы какого-то ребенка и потребовала, чтобы этот ребенок составил ей компанию в игре?
Ребенка тотчас привозили в храмовые апартаменты Шианы. Когда страх и потрясение проходили, ребенок обычно начинал играть, и за этой игрой пристально следили священники и жрицы. Невинные забавы, беготня по саду на крыше и дикие вопли — все было предметом наблюдения и тщательного анализа. Восхищение случайного товарища по играм было в тягость Шиане, и она редко просила привести ей одного
Священники не смогли достичь согласия в оценке безвредности таких встреч. Новых друзей старались подвергать тщательной проверке до тех пор, пока Шиана, увидев это, не рассердилась на своих стражей.
Слух о Шиане с неумолимой неизбежностью распространился по Ракису и за пределами планеты. В Общине Сестер накапливались рапорты и сообщения. Годы проходили в автократической рутине — священники продолжали ублажать любопытство Шианы, а любопытству этому, казалось, не будет пределов. Никто из слуг не расценивал это как обучение: Шиана учила священников Ракиса, а они учили ее… Сестры Бене Гессерит сразу отметили эту особенность и начали наблюдать за девочкой с удвоенным вниманием.
— Она находится в хороших руках. Пусть она остается там до тех пор, пока не созреет для нас, — приказала Тараза, — будьте готовы защитить девочку и постоянно держите меня в курсе дела.
Шиана так и не открыла священникам тайну своего истинного происхождения, как и не сказала им, что Шайтан сделал с ее семьей и соседями. Это было частное дело их двоих — ее и Шайтана. Девочка думала, что ее молчание — плата за безопасность.
Привлекательность некоторых вещей, однако, потускнела в ее глазах. Она стала реже наведываться в Пустыню. Любопытство все еще оставалось, Шиане становилось ясно, что ответ на мучивший ее вопрос: почему Шайтан щадит ее, надо искать не в открытых песках. И хотя она знала, что на Ракисе расположены посольства многих держав, шпионы Бене Гессерит в окружении Шианы доносили, что она не проявляет ни малейшего интереса к Общине Сестер. Для того чтобы еще больше уменьшить этот интерес, были разработаны специальные успокаивающие ответы на детские вопросы Шианы.
Послание Таразы наблюдателям на Ракис было прямым и недвусмысленным: «Поколения приготовления стали годами очищения. Мы выступим только в подходящий момент. Теперь больше нет никаких сомнений в том, что это тот самый ребенок».
***
Насколько я могу судить, за всю историю человечества реформаторы принесли людям гораздо больше несчастий, чем все остальные силы вместе взятые. Покажите мне человека, который говорит: «Надо сделать то-то и то-то!», а я покажу вам голову, полную порочных намерений, которые не имеют другого выхода. Вот что мы всегда должны делать: искать естественный поток и сливаться с ним!
Жаркое солнце Гамму, поднимаясь все выше и выше над горизонтом, очищало затянутое тучами небо, вбирая в себя ароматы травы и леса, и слизывая с листьев утреннюю росу.
Дункан Айдахо стоял у раскрытого Запретного Окна, вдыхая пряные ароматы. Этим утром Патрин сказал ему: «Тебе уже пятнадцать лет и ты можешь считать себя мужчиной. Ты больше не ребенок».
— Сегодня мой день рождения?
Разговор происходил в спальне Дункана, куда разбудивший его Патрин принес стакан апельсинового сока.