Эрих Хартманн — белокурый рыцарь рейха
Шрифт:
И когда человек лишится последних ресурсов сопротивления, он попадает в распоряжение безжалостного, бесчеловечного режима. Конечный крах просто неизбежен. Именно так НКВД сегодня обрабатывает массы пленных и превращает их в инструменты исполнения своих задач.
Такова реальность промывания мозгов».
Эрих Хартманн в полной мере испытал на себе эти методы. Два года он вел жестокую неравную битву с палачами НКВД, борьбу с политическим аналогом Сил Мрака, которую, вполне вероятно, однажды придется вести и нам. Его страдания в этой борьбе остались в прошлом. Свободные люди
Глава 16. Военный преступник
Возможно, человеческая история проще: чем мы думаем. Она складывается из правильных слов и неправильных поступков.
Клемансо
Кампании, направленная на то, чтобы сломить Эриха Хартманна, началась в 1947. Основное место в ней занимало лишение его переписки. Обрывки новостей, которые Эрих мог найти в многочисленных письмах Уш, использовались его тюремщиками, чтобы заставить его повиноваться. Ему выдавали ровно столько информации из дома, чтобы он мог ощутить почти невыносимую тоску по человеческому общению. Все остальное было запрещено. Эта жестокая кампания тянулась 2 года.
НКВД желал, чтобы Эрих подписал письменное признание в совершении военных преступлений. НКВД конечно сам штамповал подобные «признания». Отказ Эриха подписать вынужденное признание в совершении фальшивых преступлений не смущал его тюремщиков. Если документы надлежащим образом оформлены, то их содержание уже не интересует бюрократа. Правда в них говорится или ложь — для офицеров НКВД не имело ни малейшего значения. Их мышление было совершенно иррациональным, как у всех психопатов. НКВД предпочитал, чтобы он подписал ложь, а не говорил правду.
На Эрихе были испробованы все возможные способы давления, однако он сопротивлялся. Два года он отбивал все попытки трусливых врагов. Человек, который пытается спорить с сумасшедшим, используя обычные аргументы, обречен на поражение вне зависимости от причин спора. Перевернутый мир, в котором живет психопат, чужд нормальному человеку. По словам самого Эриха Хартманна:
«Русские — под которыми я подразумеваю психопатов из НКВД — имеют образ мышления, который нормальный человек, воспитанный на Западе, просто не в состоянии понять. Вы можете убить своего отца и сознаться в этом полиции. Вы получите за это 2 года. Если вы что-то украдете, на это никто не обратит внимания. Русские посмеются, если вы НЕ украдете ничего. Но если вы скажете, что американский Шевроле лучше русского Зиса, тогда вы получите 25 лет тюрьмы. Если вы скажете, что Сталин, или Хрущев, или Брежнев — плохой руководитель, не важно, кто именно из них в это время руководит Россией, вас повесят или посадят в тюрьму. Многие заключенные были русскими, которые нарушили последние догмы красных. Это были умные сообразительные люди, однако НКВД постаралось вывести их из оборота».
Последняя попытка НКВД сломить его заняла 9 месяцев. Почти все это время он провел в карцере. Он находился в лагере Кутейниково в Донецком бассейне, менее чем в миле от бывшего аэродрома, с которого летом 1943 действовала 7 эскадрилья III/JG-52. Именно с аэродрома Кутейниково он взлетел в то утро, когда попал в руки русских и благополучно сбежал. В 1949 году шансов на спасение не было. Он был готов
На четвертое утро дверь карцера распахнулась, и двое громадных охранников вытащили его из камеры. Они поволокли его в кабинет лагерного врача. В своем скудном кабинете русский врач уже ждал Эриха, сидя за столом, уставленным бутылками и трубками. Доктор кивнул охранникам.
Мускулистые руки схватили ослабевшего Эриха и притиснули его запястья к бокам. Его потащили к койке, стоящей в углу операционной. Охранники силой уложили его на койку. Эрих совершенно обессилел. Подошел доктор и вставил Эриху в рот трубку. К другому концу был присоединен пластиковый пузырь, полный какой-то желтой жидкости.
Доктор сжал пузырь, и в рот Эриху потек сладкий маслянистый поток. Давясь и глотая, он попытался выплюнуть трубку. Однако охранники не позволяли ему даже шевельнуться. Чтобы не захлебнуться, Эриху пришлось глотать смесь. Доктор продолжал сдавливать пузырь.
«Яйца и сахар, Хартманн, — сказал он. — Ты должен есть. Комиссар приказал».
Безжалостное принудительное кормление и заключение в карцере длились еще 27 дней. В конце концов Эрих ощутил себя безнадежной умирающей развалиной. Он прекратил борьбу с охранниками, однако они продолжали крепко держать его во время каждого кормления. На 27-й день Эриха в его мрачной дыре посетил комиссар.
«Эрих, Эрих, что ты делаешь? — проворчал он. — Ты ведь еще молод. Не пытайся уморить себя. Если мы получим приказ из Москвы, мы тебя убьем. Просто застрелим, понимаешь? Но у нас есть приказ сохранить тебе жизнь, и ты будешь жить, даже если нам придется заставлять тебя житьs как мы это сейчас делаем».
Эрих, плохо соображая, посмотрел в лицо русскому. Его тело словно начало понемногу растворяться в воздухе. Злорадное опухшее лицо комиссара плавало перед ним в тумане. Проникающий голос долетал из тумана обморока. На сей раз его мучитель испробовал последнее средство.
«Смотри, Эрих, СМОТРИ! У меня пять писем твоей жены Уш. Пять писем. Они будут очень интересны тебе, всяческие новости о твоей семье, о твоем доме. Все, что от тебя требуется — прекратить голодовку, и тогда ты получишь их».
Эрих уставился на веер писем, который комиссар держал в руке, как флешь-ройял в покере. Он мог видеть штемпель Штуттгартского почтамта. Да, и они были подписаны рукой его любимой Уш. Два года он не слышал он ней ничего, а сейчас перед ним промелькнули еще пять ниточек, связывающих его с миром живых людей.
В грязном и сыром карцере в Кутейниково, который тысячи немцев проклинали на миллион ладов, Эрих ощутил поглощающий зов внутри себя. Черные пульсирующие волны накатывались, погребая его под собой. В этот момент, в гнусной земляной дыре, брошенный всеми, кроме Уш, Эрих понял, что дошел до конца веревки.
Его истерзанная душа пылала в измученном теле. Сопротивление закончилось, и он знал это. Он должен заполучить эти письма любой ценой. Два года… Великий Боже, есть ли милосердие? Он решил, что такой избитый просто не может доставить удовольствие комиссару видеть, как он сломался. Собрав все оставшиеся силы, Эрих выкрикнул ответ: