Эрика
Шрифт:
— Нет, двадцать два, — грустно ответила Аделина.
Пока охранник оглядывал колонну, незаметно отломила половинку хлеба, сунула его в руки молодой беременной женщине и велела ей держаться рядом. Та с жадностью стала есть хлеб, прячась от других.
Сзади колонны раздалось несколько выстрелов. Аделина вздрогнула. Охранник успокоил ее:
— Да не боись. Я тебя не выдам. Нравишься ты мне, хоть и немка. А что, баба и есть баба. Все нации одинаковые.
По колонне прошел шепот: «Убили роженицу и больного старика, они отстали». Аделина не верила услышанному: «Неужели я не сплю?» — спрашивала она себя. Подошел старший охранник. Сын тихо процедил
— Это ты убил беспомощных старика и бабу?
— Нет, охранник из тюрьмы. Он и там этим занимался. — И разозлившись, он прикрикнул на сына. — Ты слюни не распускай. Война идет, ты еще пороху не нюхал.
А потом посмотрел на Аделину и все понял.
— Не разводи шуры–муры и прочую любовь. Эта, небось, из недобитых, дворянских кровей. Я же вижу. Ты с ними запросто. Дело свое сделал и спокойно, налегке дальше иди. Ладно, я тебе мешать не буду.
Сыну стало, по–видимому, стыдно за слова отца, и он тихо сказал ему:
— Уйди, я прошу тебя.
Отец молча пошел проверять колонну.
Пришел жаркий июль. Люди валились от усталости. Сделали привал у речки. Разрешили разойтись и помыться, постирать кому что надо. Аделина обошла людей и велела запастись корнем солодки, который рос на берегу в изобилии, чтобы не умереть с голоду.
— Кроме сухарей ничего не есть, — сказала она им, — и временно не пить никакой воды, пока чистая не появится.
В это время отец стал звать сына к костру, откуда вкусно пахло тушенкой.
— Степка! — кричал он. — Долго тебя еще ждать?!
Степан вприпрыжку побежал к костру и угодил в густо поросшую травой яму. Закричал.
— Что ты тут лежишь? — подошел отец.
— Да что–то с ногой. Встать больно.
Отец испугался. — Смотри, подумают: членовредительство, и расстеляют тебя. Время суровое. Может, вывихнул? Дай потяну.
— Ой! — взвыл сын. — Врачиху позови.
— Врачиха! — закричал отец, и за ним все повторили:
— Врачиху зовут, врачиху.
— Что же сделают с ней? — тревожились люди, пока по рядам не пронеслось: «Ногу молодой охранник повредил».
Аделина подошла, осмотрела ногу и сказала:
— Открытый перелом. Его в больницу надо.
— Какую больницу? — закричал отец. — Сама лечить будешь. Не вылечишь — застрелю самолично.
Аделина наложила шину.
— Ничего, — успокаивал сына отец, — костыли тебе смастерю замечательные. А пока нести будут. В больницу нельзя. Отстанешь от меня, вылечат — и сразу на фронт попадешь. Ты рохля. Тебя сразу убьют. Чтоб выжить, надо зверем быть. У нас, слава Богу, своя врачиха есть. А когда на место придем, сдадим немцев, скажем, что гонялся за беглыми. Они ногу повредили тебе. Еще и орден дадут. Но в больницу сейчас нельзя. И чего это кости у тебя такие слабые? И в детстве всегда болел, — продолжал ворчать отец.
Но Аделина сказала:
— Опасно ему в дороге. Может быть заражение крови и столбняк.
— На то ты и врач. Вот и лечи, чтобы не было заражения.
— Чтобы лечить, нужны лекарства, я должна укол ему сделать, — сказала она в надежде, что по дороге отец Степана раздобудет лекарство в какой–нибудь аптеке.
— Придем в населенный пункт, поведу тебя в больницу или аптеку, возьмешь все, что надо, но сына мне спаси. Тогда и сама жить останешься.
Ночевать в село не заходили. Но охранник нашел дом аптекаря и велел тому открыть аптеку. Аделина искала нужные лекарства, шприцы и укладывала их в сумку. Нашла лекарства от дизентерии, бинты, брала все, что попадалось под руку, вплоть
— Эй, Аделина! Шинель возьмите. А то земля уже холодная. Еще простудитесь. Кто тогда меня лечить будет?
Отец кинул ей шинель. Небо было чистым и звездным, и Аделина просто валилась от усталости, но спать не могла. Так и стояла в глазах привязанная к шифоньеру, как козленок, плачущая маленькая дочка. Она достала снотворное из припасов и проглотила сразу две таблетки. Скоро небо и звезды закружились в хороводе, и она провалилась в глубокий сон.
На рассвете ее разбудил старый охранник: — Ну–ка, иди посмотри парня, пока не двинулись вперед. Кажись, у него температура.
Аделина поставила Степану градусник. Температура была нормальная. Нога была в том же состоянии. Когда отец успокоился и ушел, она сказала:
— Я рядом с носилками пойду. А сейчас пойду знакомых навещу. Ты не переживай.
— Приходи быстрей, — попросил Степан.
Аделина уже несколько недель шла босиком по дорожной мягкой и теплой пыли. Но все равно с непривычки разбила ноги в кровь. Единственные дорожные туфли давно порвались. В сумке за спиной лежали две пары красивых туфель на высоких каблучках, тонкое нижнее белье, шелковые чулки и модные платья, какие носили только в столице. Все это Аделина берегла до прихода на место. Война войной, со всеми ее тяготами и страхом за будущее, но начальство — мужчины. И она думала: «Оденусь получше, понравлюсь, помягче со мной поступят. Определят куда–нибудь в больницу. Врачи всегда нужны. Боже мой! Хотелось нарядами перед подругой похвалиться, а выходит, моя одежда и внешность должны мне помочь выжить, выжить ради ребенка. Сколько продлится война? Месяцев шесть? Когда нас отпустят по домам? Похоже, дела на фронте неважные. Все хуже обращаются с немецкими женщинами в колонне».
Степан посмотрел на ее сбитые ноги и сказал: — У тебя для твоего роста ножка маленькая. А то обула бы мои ботинки. Я буду рад. Все равно меня несут. А обмотками, как портянками, ступню обмотай, тогда они тебе как раз будут.
Аделина взяла ботинки и на первой же остановке постирала обмотки, высушила их, помыла ноги, обмоталась ими и пошла по дороге в ботинках сорок второго размера.
На привале она оставила Степана и пошла к людям.
Нашла беременную женщину и сунула ей в руку флакончик с витаминами.
— Я не дойду, меня расстреляют, и я не узнаю, что такое быть матерью, а мой ребенок не увидит света, — пожаловалась та в отчаянии и страхе Аделине.
Аделина пыталась успокоить ее:
— Держись, милая, держись. Надо надеяться! Извини, я должна к другим идти.
У одной из женщин на руках от голода умирал младенец. Ему уже нельзя было помочь. Другая, как упала, так и лежала в бреду. Аделина оглянулась вокруг. Бледные, голодные дети и умирающие старики.
«Как им помочь? — лихорадочно думала Аделина. — Попросить еды для них у Степана? Он, кажется, влюбился в меня». Она быстро раздала женщинам таблетки от дизентерии и детям по несколько витаминов. Люди скучились вокруг нее. Совсем рядом гортанным голосом закричал охранник: «Не собираться вместе! Стрелять буду!» Все тут же попадали на землю, и только Аделина осталась растерянно стоять. Охранник закричал на нее с акцентом: «Что стоиш, шпионский сволош. Иды, больной лэчи. Тэбя потом застрелю. Живы пока».