Эринеры Гипноса
Шрифт:
Он запнулся, тяжело дыша. В зале повисла звенящая тишина.
– Полегчало? – холодно осведомилась Хэл, отстраненно наблюдая за беспомощной злостью пленника.
Дэймос рявкнул в ответ что-то нечленораздельно-грубое, запустил пальцы в черные волосы, растрепав гладкую, прилизанную прическу с косым пробором. Глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и спросил:
– Ты пришел для того, чтобы вытащить меня, Мэтт?
Прежний наигранно-утомленный тон плохо давался ему.
– Где находится твое физическое тело?
– Александрия, – произнес он с заносчивой небрежностью. – Трехэтажный особняк
Хэл отвернулась, сделав вид, что ее заинтересовал полет мотыльков, устало шелестящих хрупкими крылышками. Острое, неуместное сострадание к дэймосу – вот, что она чувствовала сейчас.
– Освободиться не пробовал? – спросил я.
– Я занимался этим много лет, – ответил он с надменной холодностью. – Но Нестор очень сильный танатос. Этот дом был от крыши до потолка в зеркалах, где отражалась вся моя жизнь. Но даже в те времена я не мог вырваться.
– Я могу помочь тебе, – сказал я, глядя на пленника.
– Как?! – Он рассмеялся, тихо и сдавленно, почти не разжимая губ.
– Разобью зеркала. Все. Сразу. Оборву затянувшуюся пытку.
Хэл повернулась ко мне, я почувствовал на себе ее горящий, недоумевающий взгляд. Она твердо запомнила урок – мастера снов не убивают людей. Никогда. Ни при каких условиях. Единственная наша задача в подобной ситуации – разведать обстановку: поставить диагноз. А затем дожидаться специалистов. Но опасения ученицы были напрасны. Реакция от пленника последовала вполне предсказуемая.
Дэймос поднес ко рту дрожащую руку, прикусил ноготь на большом пальце и уставился на меня с ненавистью и ужасом.
– Нет! Не смей! Ты не можешь!! Я хочу жить!
– Разве это жизнь, то, о чем ты рассказывал. Мучительное, унизительное угасание.
– Пусть! Хоть так. Лучше, чем совсем ничего. Не убивай, умоляю!
Кем бы ни был загадочный Нестор, он создал для своего врага идеальную тюрьму. Освободиться тот не может, а разбить зеркала никогда не решится, потому что боится смерти. Он был готов цепляться за свое полумертвое тело в реальности, лишь бы выцарапать себе еще пару лет существования, относительно напоминающего жизнь.
– Что ты хочешь взамен? – похоже еще немного, и дэймос упадет передо мной на колени.
Хэл передернуло от отвращения. Никогда раньше она не видела человека, который ставит себя в столь унизительное положение.
– Ответь на мои вопросы.
– Спрашивай, – сказал он с торопливой готовностью.
– Кто ты?
– Я? – Дэймос дернул плечом, приподнял брови, словно не понимая, как я могу не знать, и произнес невозмутимо: – Логос.
Контраст с прежним перепуганным, жалким пленником был разительным. Казалось, передо мной стоит совсем другой человек. Властный, заносчивый, с презрением относящийся к простым сновидящим, оказавшимся в поле его зрения.
«Логос», – повторил я про себя. Это имя в древней философии обозначало неизменную,
– Логос, – произнесла Хэл задумчиво, ее одолевали те же мысли, что и меня. – Это значит «слово», «мысль»?
– Для примитивного сознания. – Дэймос улыбнулся мне тонко и многозначительно. – Я тот, кто дает названия вещам и вызывает их тем самым из небытия.
Моя гурия переступила по мокрым доскам, забыв о грязной ледяной воде, заливающей ее ступни в изодранных чулках, подалась вперед, ближе к фанатично сверкающему глазами пленнику, чтобы не пропустить ничего из сказанного им.
– Я смысл всех вещей. Я провидение. Я высший Промысел. Я – Бог.
– Кто, прости? – переспросила Хэл, ошеломленная таким поворотом.
– Бог, – повторил тот сдержанно. – Один из немногих, кто управляет миром. Избранный. Но мне, к сожалению, не повезло. На моем месте мог оказаться другой. И тогда я насылал бы болезни на тех, кто не желает смириться и признать истинность веры в нас, и лечил того, кто готов склониться…
– Слушай, какой-то бред, – шепнула мне в ухо Хэл, приподнявшись на цыпочки. – Видно, он свихнулся здесь в одиночестве.
– Нет, во всем этом есть смысл. – Я внимательно слушал дэймоса, ловя каждое слово. Любое из них могло стать ответом на вопросы, которые не давали мне покоя уже давно.
– В реальности меня зовут Лонгин Сотер. Мои предки из великого рода Птолемея, диадоха [1] Александра Великого, завоевателя Эгиптоса. Я – дэймос, как ты уже понял. Ламнос – вызывающий болезнь. Меня пленил и заковал танатос по имени Нестор. Давно. Очень… – Он прервал горделивую речь и добавил уже совсем другим тоном: – Это все, что я помню.
1
Диадох – преемник (гр.). (Здесь и далее примеч. авторов.)
– Где вы с ним встретились? С Нестором.
Логос скривился, словно от сильной боли, его губы задрожали, он крепко прикусил нижнюю, вдохнул и выдохнул несколько раз, и выговорил наконец:
– Ты пришел слишком поздно. Моя память изъедена червями. Я знаю только себя.
– Заметно, – едва слышно сказала Хэл. – Только себя ты и помнишь.
– Тот, кто пленил тебя, хранил твое отрезанное ухо.
Он непроизвольно потянул руку к голове, но тут же опустил ее, обхватил себя за локти.
– Трофей победителя.
– Как это произошло?
Логос дернул шеей, черные волосы упали на лицо, скрывая глаза. Тусклые огоньки засветились сквозь разлохмаченные пряди.
– Ты был в Полисе?
Моя надежда на то, что название этого города всколыхнет его память, не оправдалась. Дэймос молчал.
– Ты приезжал в Полис из Александрии?.. Встречался там с кем-нибудь?
Он резким, деревянным движением вскинул ладонь, провел по лицу, открывая его. На лбу вздулись вены от напряжения. Логос честно пытался вспомнить. Я видел – он действительно старался. Изо всех сил, но безрезультатно.