Эрл Стенли Гарднер
Шрифт:
— Откуда вы знаете, что он диктовал что-то?
— Я слышала его голос. Каюта Элен находилась рядом с моей. Они были соединены общей душевой. Я припоминаю, что пошла умыться, и слышала, как мистер Эддикс диктует. И, очевидно, он не полагался на стенографическую запись, а диктовал прямо на пишущую машинку, потому что я слышала, как он диктовал, а Элен стучала на машинке.
— Что произошло потом?
— Там есть гавань и внешний рейд. Мы отплыли, но на море ужасно штормило, и мистер Эддикс приказал переждать на внешнем рейде, пока не
— Сколько времени он диктовал?
— Я полагаю, до тех пор, пока качка позволила Элен печатать. Это было ужасно.
— Вы слышали, чтобы он диктовал уже после того, как яхта вышла в море?
— О да.
— И долго это продолжалось?
— Не могу вам сказать. Моряк из меня никудышный. Я пошла спать.
— Спать? — переспросил Мейсон.
— Да. У меня есть таблетки, которые я обычно принимаю в сильную качку, и они прекрасно помогают, но от них хочется спать… Я…
— Вы не ужинали в тот вечер?
— Ужинала? Боже мой, конечно, нет! Я очень плохо себя чувствовала, но потом подействовало лекарство, и я отправилась спать, и думаю, что проснулась не раньше чем в полночь. Погода была по-прежнему скверной. Я приняла еще одну таблетку и заснула, и примерно… ну, точно я не могу сказать… примерно часов в семь или восемь утра проснулась и обнаружила, что на море спокойно. Мы в тот момент уже подходили к острову.
— И что было потом?
— Ну, вскоре после этого мы как раз и обнаружили, что Элен пропала. Мистер Эддикс спустился в ее каюту и… Ну, я полагаю, остальное вам и так известно. Постель ее так и осталась неразобранной.
— Ее не могло случайно смыть за борт волной? — спросил Мейсон.
— Да, конечно, могло.
— Она могла, вероятно, выйти на палубу?
— Она могла… Но сильно штормило, и, пока мы не легли в дрейф, была сильная качка. Сама-то я была внизу, в своей каюте, но потом матросы мне рассказывали. Я думаю, что волны захлестывали палубу. В проливе вообще сильно штормит.
— Хорошо, — сказал Мейсон, — теперь вот что — Элен вела дневник. Вы об этом знали?
— Да.
— Так вот, — сказал Мейсон, — у меня четыре тетради этого дневника. Пятая тетрадь пропала. Элен должна была начать ее примерно недели за две до своего исчезновения. То есть четвертая тетрадь кончилась ровно за две недели до смерти Элен. Как вы считаете, могла она бросить вести дневник?
— Нет, я абсолютно уверена в том, что она не бросила. У нее была сумка, и она обычно носила в ней дневник с собой. Я помню, пыталась как-то ее образумить.
— Но почему? Что плохого в том, что она вела дневник?
— Да нет, ничего такого нет, если человек просто записывает коротенько — где они были, что делали или что-нибудь
— Вот это меня как раз особенно интересует, — сказал Мейсон, — об этом я хотел бы знать подробнее. Кто были ее друзья?
— Мистер Мейсон, мне кажется, у нее их вообще не было.
— Тогда для чего она так тщательно следила за своей внешностью, добивалась такого превосходного загара?
— Она была честолюбива. Она хотела отправиться в Голливуд и стать актрисой и думала, что рано или поздно у нее появится такая возможность благодаря знакомствам мистера Эддикса.
— У Эддикса были знакомые в Голливуде?
— Нет, в том-то и дело, что не было. Конечно, благодаря своему положению он вполне мог бы завязать там знакомства, но дело в том, что мистер Эддикс… Мне не очень хочется обсуждать моего бывшего хозяина, мистер Мейсон, но мистер Эддикс очень, очень необщителен. Я думаю, что на его образ жизни в сильнейшей степени повлияло… Ну, я полагаю, вам известно, что стряслось с ним?
— И что же с ним случилось?
— Он совершил убийство.
— Где?
— Где-то за границей. Кажется, в Австралии.
— Он был осужден?
— По-моему, да. Мне точно известно лишь то, что мистер Эддикс совершил убийство и что он был очень, очень привязан к своему брату, и, по-видимому, мистер Эддикс… ну, если вас интересует мое мнение… Он боится.
— Боится чего?
— Боится самого себя. Боится, что это своего рода семейное проклятие, что у него нечто вроде предрасположенности к убийству, как и у его брата. Я думаю, он пытался каким-то образом это выяснить.
— И поэтому он экспериментирует с обезьянами?
— Да, в основном с гориллами. Он говорит, что гориллы ближе всего к человеку по особенностям психики, что шимпанзе слишком дружелюбны и все такое, поэтому его интересуют именно гориллы.
— И он держит их в клетках?
— Конечно. И разумеется, клетки для них должны быть очень прочными, потому что…
— У них специальный дрессировщик?
— Несколько дрессировщиков и психолог, который…
— И где живут все эти люди? — спросил Мейсон. — Кто обслуживает их? Кто готовит им еду?
— Они живут у себя дома. А работают в полностью изолированном крыле здания, выходящем на другую улицу. Они приходят туда и уходят, когда им заблагорассудится. Им категорически запрещено выходить в парк, окружающий особняк. В главное здание они могут пройти по коридору, но только если их вызовут.
— Кто следит за гориллами ночью?
— Никто. Они заперты в надежных металлических клетках.
— А вдруг ночью случится пожар?
— Об этом даже подумать страшно. Если уж на то пошло, подумайте, что будет, если пожар случится днем. Нельзя же просто открыть клетку с гориллами и сказать: «А ну-ка, выходи отсюда!»