Эрнесто Че Гевара

Лаврецкий Иосиф Ромуальдович

Из Камири спешно полетела шифровка в Ла-Пас, о ее содержании было доложено начальнику штаба генерал-майору Хуану Хосе Торресу, который немедленно сообщил полученные новости командующему армией генералу Альфредо Овандо и начальнику военной разведки Федерико Аране. Овандо передал новость президенту, Баррьентосу, а Арана – дежурному американскому советнику из Службы военной помощи США, действовавшей при генштабе боливийской армии.

Баррьентос и американский советник, в свою очередь, проинформировали о событиях посла США в Боливии Дугласа Гендерсона, который, не теряя времени, послал соответствующую шифровку в Вашингтон, где с нею сперва ознакомился Уильям Боудлер, советник президента Джонсона по латиноамериканским делам, а затем Уолт Уитмен

Ростоу, советник президента по неотложным, особо важным зарубежным делам, который при содействии ЦРУ и Пентагона стал вырабатывать соответствующие предложения президенту США.

Пентагон в лице начальника генштаба генерала Джонсона и командующего Сауткомом [49] генерала Роберта У. Портера настаивал на немедленной интервенции в Боливию и предлагал создать для этого ударную группу под названием «Командование региональной помощи». Разведка в лице директора ЦРУ Ричарда Хелмса предлагала поручить ей ликвидацию отряда Че.

О том, что было решено тогда Вашингтоне и какая линия поведения была продиктована «горилле» Баррьентосу, который послушно ожидал приказов своего хозяина и, получив их, преданно следовал им, можно судить как по последующим его действиям, так и по действиям его покровителей из Белого дома.

49

Так называемая Группа южного командования вооруженных сил США с местопребыванием в зоне Панамского канала.

Как ни парадоксально может показаться на первый взгляд, но факт остается фактом. Вашингтон, а за ним и боливийские власти сделали все возможное, чтобы скрыть от общественности то, что им стало известно в марте 1967 года, а именно – что в Ньянкауасу действует международный партизанский отряд, возглавляемый прославленным партизанским командиром Эрнесто Че Геварой.

Об этом молчали в Гаване, ибо не хотели, чтобы об этом узнали США, узнал Баррьентос, об этом молчал и сам Че, выдававший себя за Рамона. Когда же об этом узнали и США и Баррьентос, они, в свою очередь, сделали вид, что якобы им все еще неизвестно, что Че находится в Боливии. Когда боливийские газеты сообщили, что партизан возглавляет Че, боливийские власти поспешили разъяснить, что речь идет не о Че, а о его однофамильце шахтерском вожаке Мойсесе Геваре.

Чем объясняется такое странное поведение тех, кто, казалось бы, получив неопровержимые данные о пребывании Че во главе партизанского отряда в Боливии, должен был оповестить об этом весь мир?

Необычность данной ситуации заключалась именно в том, что, получив, казалось бы, такой блестящий повод для посылки войск в Боливию, как пребывание Че во главе партизанского отряда в этой стране, правящие круги США отказались им воспользоваться. А для этого было необходимо скрывать и сам повод, иначе пришлось бы объяснять, а почему, собственно говоря, США на этот раз отказываются им воспользоваться?

Но все-таки почему? А потому, что интервенция в Боливии могла бы действительно создать «второй Вьетнам» в Латинской Америке, о котором говорил Че. Более того, за американскими войсками в Боливию поспешили бы ввести туда свои войска – с юга – Аргентина, а с востока – Бразилия, давно уже соперничавшие между собой за влияние на эту страну. Присутствие же в Боливии американских, аргентинских и бразильских войск было чревато самыми разнообразными осложнениями. Тройственная интервенция могла вызвать среди боливийцев взрыв возмущения, не говоря уже о том, что Чили и Перу восприняли бы такую интервенцию крайне отрицательно, опасаясь, что дело кончится разделом Боливии между Аргентиной и Бразилией.

Таким образом, решись на посылку войск в Боливию, Вашингтон как бы выполнял волю Че, действовал бы ему на руку. Но с президента Джонсона было достаточно одного Вьетнама, и он вовсе не пылал желанием создать «второй Вьетнам».

С него было достаточно одной интервенции в Доминиканскую Республику, которая вызвала огромную волну протестов не только во всей Латинской Америке и на других континентах, но и в самих США, чтобы он вновь отдал приказ послать войска в боливийские джунгли. Спешить с этим, во всяком случае; никоим образом ему не хотелось.

А если так, то признаваться в присутствии там Че не следовало. Ибо в противном случае ультраправые в США могли бы заставить Джонсона все-таки послать моряков в Боливию; с другой стороны – подтверждение присутствия Че могло убыстрить развитие революционного кризиса в этой стране и привести к свержению Баррьентоса, что тоже было нежелательно для обитателя Белого дома.

Следовало избавиться от Че любым другим способом, и желательно руками самих туземцев, как это было сделано с партизанами в Перу, Гватемале, Венесуэле, Аргентине, и только в крайнем случае, уж если действительно другого выхода не будет, то послать туда свои войска и превратить Боливию если не во «второй Вьетнам», то, во всяком случае, во вторую Доминиканскую Республику.

Конечно, в такой линии поведения был своего рода риск и для правящих кругов США, и для Баррьентоса.

Ведь Че мог набрать такую силу, что потом никакая интервенция не смогла бы с ним покончить. Ну что ж, если бы такая опасность возникла, то можно было бы тогда изменить принятый курс.

А пока что следовало сохранять хладнокровие, для паники еще оснований не было, ведь у Че было всего несколько десятков человек, правда, больше, чем у Фиделя десять лет тому назад, но ведь история могла на этот раз не повториться, как она не повторилась в Гватемале, Колумбии, Венесуэле, Перу, где местные власти без прямого участия американской армии все-таки справлялись с партизанской опасностью.

Арест в апреле Дебрэ, Бустоса и Роса только подтвердил, что Че располагал весьма ограниченными средствами, и еще более убедил вершителей судеб Боливии и их покровителей в Вашингтоне в необходимости меньше разглагольствовать о Че. К тому же продажная печать, плясавшая под американскую дудку, столько раз писала о смерти Че, о том, что его убили на Кубе, в Перу, Конго, даже в Советском Союзе, сам Баррьентос говорил, что не верит в привидения. Воскрешать Че да еще во главе отряда или, может быть, армии партизан было не просто трудно, но страшно.

Но если на Че было наложено табу, то о Дебрэ не только можно было, но и следовало кричать во всеуслышание. На бесптичье и рыба соловей. Таким «соловьем-разбойником » суждено было стать на некоторое время тому, кто не без самомнения именовал себя Дантоном.

С его арестом 20 апреля боливийские власти обрели необходимого им «злодея». Ему даже была сшита специальная полосатая роба каторжника с огромным номером «001» на спине, что должно было означать «враг № 1».

Это не Че, а француз, точнее – «франко-кубинец» Дебрэ, если верить пропаганде боливийского правительства, был интеллектуальным вдохновителем партизанских действий, «убийцей» боливийских солдат, это его казни требовали «простые люди» (полицейские агенты в штатском), осаждавшие офицерский клуб в Камири, где был заключен Дебрэ. Правда, в Боливии смертная казнь была отменена, но Баррьентос обратился в послушный ему парламент с требованием восстановить ее вновь и надеялся задним числом применить ее к своему узнику. Генерал – президент Боливии, конечно, мог приказать прикончить Дебрэ «при попытке к бегству». Но за жизнь Дебрэ заступился Де Голль, и Баррьентос был вынужден считаться с пожеланием президента Франции. Он помнил, что случилось, когда в прошлом столетии один из его предшественников, президент Мельгарехо, рассердившись на английского посла, выслал его на осле из Ла-Паса в Буэнес-Айрес: королева Виктория в отместку приказала из всех карт вычеркнуть имя Боливии. Баррьентос не хотел ссориться с генералом Де Голлем и рассчитывал «цивилизованно», «законно» лишить Дебрэ жизни.