Эромахия. Демоны Игмора

Исьемини Виктор

— Тихо! — велел Ридрих. — Дружки твои где ждут? У северной околицы? Значит, я двину на юг.

Парень замычал громче, и Эрлайл ткнул его палкой под дых:

— Заткнись. Надо бы тебя прибить, да отца жалко. Отец твой, похоже, добрый человек… Поклажу из моего фургона можете продать, только тихо, осторожно, не то сыщется родня хозяина, вам только хуже будет. — Потом с трудом вскарабкался на кобылку и стукнул пятками в твердые лошадиные бока…

До полудня Ридрих ехал к югу. Сперва избегал больших дорог, потом свернул на тракт. Колокола на звоннице небольшого городка как раз отбивали полдень, когда Эрлайл въехал в ворота. Беглец рассудил, что достаточно удалился от

мест, где его могут помнить, к тому же за время недуга он отощал и оброс, так что перестал походить на молодого барина, каким был прежде, до восстания Лиги, и каким его знали в здешних краях.

На постоялом дворе было пусто, хозяин вышел во двор самолично принять нового постояльца. Смирная кобылка под самодельным седлом, да и штопаная одежка с чужого плеча выглядели довольно подозрительно, но за время войны развелось немало странных путников. Перехватив цепкий взгляд хозяина, Ридрих демонстративно потряс полой слишком широкой куртки и заявил:

— Попал в переделку. Хорошо, местные подобрали, выходили. А другого барахла и лошадки в деревне не смог раздобыть. Можно здесь найти лошадь под седлом?

Хозяин поскреб щеку, зевнул:

— Поищем. Как с деньгами?

Ридрих не спеша снял с пальца перстень. Трофей, память о службе в отряде Риллона. Довольно дешевый.

— Марок пять хотелось бы наличными вернуть, — пояснил рыцарь, протягивая безделушку хозяину. — Лошадь, седло, обед, одежду. Сегодня же собираюсь уехать.

Кабатчик немного оживился, повертел в пальцах перстенек и, должно быть, остался доволен — bis dat, qui cito dat! [78] Снова зевнул, жестом пригласил гостя пройти в трапезную и пообещал, что все устроит.

78

Вдвойне дает тот, кто дает быстро ( лат.).

Ридрих, хромая, прошел в помещение и сел за стол. Кабатчик подозвал толстую девицу, велел накормить гостя и удалился. Путник отставил посох и вытянул поврежденную ногу. За соседним столом лысый мужчина в кожаной куртке, испещренной царапинами, наверняка оставленными кольчугой, прихлебывал пиво и рассказывал:

— …А я говорю, что никакой это не наследник старика Фэдмара, а самый настоящий дьявол.

Слушатели — двое пожилых горожан — дружно охнули и приникли к кружкам.

— Судите сами, — продолжал лысый, — когда лигисты захватили Игмор, перебили всех. Как мог уцелеть молодой господин? Никак не мог! Доподлинно известно, что был он тогда в замке, был! Значит, сгинул вместе со всеми. И вдруг невесть откуда объявляется молодец, да не один, а с целым войском!

Слушатели ахали, кивали и хлебали. Лысый прикончил пиво в своей кружке, ему тут же налили новую порцию. Рассказчик сделал большой глоток и снова заговорил:

— Да, так вот, объявился… И не похож на подлинного. Ну, не то чтоб вовсе не похож, тоже рыжий, росту такого же, как господин Отфрид. А лицо — другое. Все, кто помнит прежнего, в один голос твердят: вроде и есть сходство, а все же не тот. Подменыш! Взгляд злой, острый. Глянет — как огнем ожжет! И главное-то — что?

— Что? — послушно переспросили приятели лысого.

— Главное — как попал на гору? Те, которые в замке, господа из Лиги, они боялись, мост не опускали, ворот не отворяли… А этот, который новый Игмор, невесть откуда взялся прямо в палатах, да и пошел по замку, убивая всех. Говорят, разрубает пополам с одного удара, а самого сталь не берет!

— Помолиться надо было! — твердо

заявил один из слушателей.

— Эх… — Лысый махнул рукой. — В такую минуту чего только не делают — и молятся, и проклинают. Кто Господа поминает, а кто Нечистого. К бабке не ходи — из лигистов двое-трое точно псалмы твердили! Однако же не помогло. Которые в замке, они сами с перепугу ворота потом распахнули и с холма бросились — а там солдаты. Никто не ушел. Хотите, отправляйтесь сами полюбоваться: все до единого по стенам развешаны.

— Все мертвые? — ахнул горожанин.

— Теперь уж все…

Возвратилась девица, принесла Ридриху обед. Он тотчас уткнулся в тарелку. А лысый солдат за соседним столом продолжал расписывать, какие чудовищные зверства учиняет новый барон Игмор… Слушатели не удивлялись — jus summum saepe summa malitia est… [79]

Часть III

ИАННА

Эта часть непонятная, путаная, да и оборвется как-то вдруг, невпопад, не доведя до конца начатого, как неудавшаяся жизнь Ианны

79

Высшее право часто есть высшее зло ( лат.).

Несколько лет Ридрих не возвращался в родные края. За это время закончилась война, Лига ушла в историю, превратилась в легенду — так оказалось удобнее для всех, ибо все были виновны в равной степени. Или же в равной степени невиновны. Во время мятежа к Лиге примкнуло население многих провинций, так зачем припоминать то, что минуло без следа?

Иногда клеветники, принося жалобы в суд, присовокупляли к перечню проступков и участие обвиняемого в мятеже, но королевские бальи не слишком прислушивались к подобным наветам, ибо многие из них также были не без греха. Об участии в Лиге старались не вспоминать — даже если доносы имели основания. Легенда есть легенда, к чему ворошить былое?

Покойный граф Оспер упорной обороной Мергена все же сумел завершить войну — хотя и не таким образом, как собирался. Со взятием мятежного города восстание Лиги прекратилось. Никто более не желал продолжать распрю, все стремились к миру.

Королевская армия, простояв весну и лето на месте, утратила инерцию, поредела и растеряла боеспособность. Наемники разбрелись, поскольку добыча, взятая в Мергене, не оправдала месяцев ожидания, а Мервэ взялся насаждать дисциплину жестокими мерами. Многие сеньоры разъехались по замкам, чтобы собрать урожай и навести порядок в вотчинах. К тому же близилась осенняя распутица, и начинать новую кампанию его величество не желал.

Что же до бунтовщиков, они также стремились к примирению. Наиболее упорные погибли в Мергене, а уцелевшие лигисты представляли в основном умеренное крыло партии мятежа. Они изначально-то вовсе не настаивали на полной ликвидации королевской власти, а потому на переговорах были весьма покладисты.

В итоге обе стороны — и роялисты, и выжившие заговорщики — оказались склонны к мирному решению дела. Переговоры тянулись всю зиму, послы ездили в обе стороны: ко двору, обосновавшемуся в Мергене, и на юг, в замки тамошних графов… В конце концов к весне были выработаны условия мирного соглашения — лигисты получали прощение, подтверждали верность престолу, сохраняли свои владения и титулы. Те, кто половчее, даже выговорили кое-какие привилегии. На этом восстание завершилось, вины и прегрешения были прощены, преданы забвению, навсегда забыты.