Эромахия. Демоны Игмора

Исьемини Виктор

Отфрида больше всего заинтересовали не перипетии судебного процесса, не аргументация сторон, даже не выражение лица графа Оспера, от которого, казалось бы, зависит исход тяжбы, — самым интересным было умение дяди Удвина увлечь зал, заставить, когда нужно, шуметь, а когда нужно, притихнуть. В этом было нечто сродни чуду — огромная толпа подчинялась мановению руки и негромкому слову тщедушного Эрлайла. Может, дядя — колдун? Может, он навел чары и волшебством заставил две сотни человек подчиняться его голосу и жесту?

Вот сейчас, пока оруженосцы, гремя железом, шагают между рядами, зрители молча глядят на них.

— Да! — снова поднимаясь, рявкнул Фэдмар. — Я предлагаю решить наши тяжбы Божьим судом. Облачимся в доспехи, сядем на коней, возьмем оружие — и там, на ристалище, пусть Всевышний рассудит, кто прав!

Эрлайл улыбнулся, растягивая тонкие бледные губы. Зрители взвыли, предвкушая новое развлечение.

— Погодите! — перекрывая крики публики, возопил Оспер. — Если обиды, нанесенные господином Фэдмаром соседям, в самом деле велики, то в этом списке я вижу сущую ерунду, либо давние, давно забытые деяния!

Когда заговорил граф, шум унялся — отчасти.

— Я вынужден повторить, — повысил голос Удвин, — что для нас с Фэдмаром нет обид больших и малых, нет и срока, способного смыть обиду. Впрочем, если вашей светлости угодно, я готов зачитать оскорбления, произнесенные Лоренетом и другими сеньорами, сидящими на той стороне зала, не далее как вчера! На пиру у вашей светлости! И «поганый ублюдок» будет в моем списке самым безобидным! Мне зачитать перечень полностью?

Теперь весь зал заговорил. И участники процесса, и зрители, и свита Оспера спорили, кричали, размахивали руками.

— Довольно! — рявкнул Оспер. Вельможа покраснел, он был взволнован — да что там, граф пришел в ярость!

Зал притих.

— И мне странно, ваша светлость, — не унимался Эрлайл, — что вы не сдержали вассалов. Более того, сулили им поддержку. — Удвин вытащил из кармана новый пергамент, поменьше первого, и принялся неторопливо разворачивать.

— Довольно, — повторил Оспер, но уже без прежнего запала. — Нет нужды читать. Я признаю, что оскорбления были обоюдны…

Лоренет вскочил. Толстяк тяжело дышал, наливаясь малиновым румянцем.

— Ага! — взревел Фэдмар. — Значит, Божий суд! И Лоренет будет первым! Ну, держись, мешочек дерь…

Эрлайл с неожиданной силой дернул родича за рукав, так что верзила Фэдмар пошатнулся, и громко произнес:

— Кузен, не следует перебивать его светлость. Я уверен, граф сейчас произнесет справедливый приговор, и тебе не придется апеллировать к его величеству, нашему королю. — При этом он выразительно помахал своим документом.

* * *

После того как разбирательство было окончено, зрители, громко обсуждая занимательное действо, сгрудились у выхода из зала, истцы тоже торопливо направились к

дверям, граф Оспер вполголоса спорил с дворянами свиты, а ответчики остались сидеть там же, на своих местах — ждали, пока схлынет толпа. Фэдмар, потянувшись, откинулся на спинку стула и заявил:

— Мне даже немного жаль, что его светлость не стал предлагать нам Божьего суда. Первым в списке истцов шел Лоренет, и я бы с удовольствием выбил из него…

— Кузен, не нужно жалеть, — с кривой ухмылкой перебил барона Эрлайл. — Не исключено, что тебе вскоре представится случай… Не нравится мне, как поспешно удаляются наши… э-э… оппоненты.

Игмор хохотнул и пояснил:

— А они всегда так удаляются — от меня.

— Кузен, мне вовсе не смешно. Я велел следить за Лоренетом и прочими… Посмотрим, посмотрим…

— Да брось, родич! — Фэдмар пребывал в прекрасном расположении духа. — Поедем ко мне, а? Устроим в Игморе пир, отметим удачное завершение дерьмового дельца! Дьявол возьми суды, я бы лучше сразился со всей этой сворой разом, чем препираться вот так на глазах Оспера. Поедем, а? Это будет праздник в твою честь, родич!

— Пир в мою честь? — Эрлайл наконец-то улыбнулся. — Это самое меньшее, чем я могу тебя отблагодарить! — горячо заверил родича Фэдмар. — Целиком твоя заслуга, что эти мерзавцы сегодня меня не… Постой-ка! А что с оскорблениями в мой адрес вчера на пиру у графа? Откуда ты знаешь?

Отфриду тоже было интересно, каким образом дяде Удвину стало известно, о чем говорили за столом у его светлости. Ведь они сидели вместе в покоях! Или дядя в самом деле владеет магическим искусством?

Эрлайл пожал плечами. Он глядел в сторону, поверх плеча Отфрида.

— Что? — Фэдмар перестал улыбаться. — Дай-ка мне эту бумагу!

Барон требовательно протянул руку, и родич не глядя сунул ему клочок пергамента. Отфрид обернулся, чтобы проследить, куда уставился дядя. Внимание тщедушного рыцаря было приковано к графу Осперу. Тот наконец-то закончил спор, поднялся с высокого кресла и направился к дверям. Свита потянулась следом, несколько человек торопливо бросились вперед, чтобы растолкать публику и освободить дорогу для его светлости.

— Граф взбешен, — заметил Эрлайл.

— Этого следовало ожидать, кузен, — пробурчал Игмор, разворачивая пергамент. — Что это? Здесь вовсе не брань… Гм-м… — Барон продекламировал:

Мчится, мчится по ухабам Нашей жизни колесница, Погоди, постой возница, Не гони коней, не надо — Не заметишь, как промчится…

И вот этим ты стращал Оспера?! Что ты мне подсунул, Удвин? Что это?

— Стихи. Ридрих сочиняет.