Эротические рассказы Рунета
Шрифт:
Однажды, я поздно вечером ехала домой в трамвае. Кондуктор дремал, ко мне на площадку вошел парень. Он, видно, был пьян и плохо соображал, что делал. Обняв меня за плечи сзади, он повернул меня лицом к окну и прикрыл от посторонних своей широкой спиной. Его руки проникли под ворот платья и скользнули под бюсгальтер, стали мять грудь. Я попыталась освободиться от его обьятий, но он держал меня крепко. Так мы простояли 10 минут молча и неподвижно. Когда трамвай подошел к моему дому, я шепнула парню: "Мне сейчас выходить, пусти!". Он нехотя разжал свои руки, а я даже не взглянула на него, вышла, с безразличием к окружающим. Я стала безразлично относиться сама к себе. Меня ничего не трогало, ничего не интересовало, мне было очень скучно. Иногда меня мучила тревога, даже страх. В такие минуты я оставалась дома и жизнь мне казалась бездонной, одинокой, а я в ней крохотной
У нее были длинные ноги. По характеру она была замкнута и молчалива. Она не вмешивалась в мои дела и принимала все как должное.
Месяца через три наш дом окончательно оперился. Появились книги в библиотеке, ковры в коридоре и гостинной, дорогие картины на стенах и нейлоновые гардины на окнах.
Первые дни я никуда не выходила. Я не знала, где у отца лежат деньги. Однажды я залезла к нему в секретер, я нашла чековую книжку на мое имя. На моем счету было 10 тысяч крон. Я взяла книжку с собой и получила в банке 100 крон.
До 12 ночи я гуляла по улицам, посмотрела две картины, наелась мороженого. Домой я приехала на такси. У отца были гости, в гостинной пили, шумно разговаривали и смеялись. Я прошла к себе, разделась и легла спать. Часа в три я проснулась от истошного крика, потом что-то тяжелое громыхнулось, я надела халат и вышла в коридор. Из дверей гостиной пробивался слабый свет. Стеклянные двери были не полностью задрапированы и можно было видеть, что делается в комнате.
Отец был без штанов и его огромный член торчал как палка.
– Милый, голубчик, - шептала женщина срывающимся голосом, - пожалей. Я не могу. . . он такой большой. . . разорвешь меня.
Отец угрюмо молчал, глядя на женщину злыми, пьяными глазами.
– Ой, помогите!!!
– Жалобно воскликнула женщина и стала отползать от отца, смешно перебирая ногами. Отец не обратил на причитания женщины никакого внимания. Он молча схватил ее за ноги и притянул к себе. Отбросив ее руки, он с силой развел ляжки и стал с силой вталкивать свой член в женщину, опустившись на колени.
Она истошно визжала и стала царапать лицо отца. По лицу текла кровь. Я не выдержала и вошла в комнату. Ни слова не говоря я подняла за подбородок лицо отца кверху, вытерла кровь своим платком и легонько оттолкнула от хрипящей женщины. Потом схватила за ворот женщину, приподняла над полом и наотмашь хлестнула ее по щекам.
– Убирайся!
Мое появление, очевидно, ошеломило женщину, а пощечина лишила дара речи. Она лихорадочно оделась и, ни слова не говоря, выбежала из квартиры. Я вернулась к отцу. Он сидел униженный и подавленный, стараясь не смотреть мне в глаза. Я смазала царапины на лице йодом и прижала его к себе, с трудом сдерживая себя, чтобы не посмотреть на его могучий член, который еще торчал вверх, как обелиск. Я была так возбуждена, что боялась наделать глупостей. Поэтому, закончив свое дело, я пожелала спокойной ночи и торопливо ушла в свою комнату.
Лежа в постели я с ужасом подумала о том, что глядя на женщину, лежащую на полу перед отцом, хотела быть на ее месте. Какое кощунство! какие ужасные мысли. Но как я не пыталась отогнать
– О чем я думаю. Какой позор. Это же отец. Мое существо ленивое и флегматичное не привыкло к таким переживаниям. Я скоро устала и заснула. Утром, вспомнив порочные мысли, я уже не ужаснулась им, они прижились и стали обычными и даже скучными. Ведь это только мысли.
Отец ушел на работу раньше обычного и я завтракала одна. Фрау Нильсон ни одним жестом не выразила своего отношения к ночному происшествию, хотя я точно знаю, что она все слышала.
До обеда я пролежала в гостинной на диване ничего не делая и ни о чем не думая. От скуки разболелась голова. Перед обедом я решила прогуляться. Возле нашего дома был бар с автоматом-проигрывателем. Там можно было потанцевать. В баре было пусто, только несколько юнцов, лет 17-18 и две высокие худые девушки в брюках, стояли кучкой у окна, изредка перебрасываясь словами. Денег для автомата у них не было. И они ждали, когда придет кто-нибудь из посетителей. Я попросила бутылку пива, бросила крону в автомат и села у стойки наблюдать за танцами.
Как только заиграла музыка, они схватили девчонок и стали танцевать. Это было сделано с такой поспешностью, что можно было подумать, пропусти они такт их хватит удар. Я допила бутылку пива и сидела у стойки просто так.
Один из юнцов дернул меня за руку, молча вытащил на середину зала и мы стали танцевать. Когда пластинка кончилась, я снова опустила крону. Теперь меня взял другой парень. Потом третий. Так я протанцевала со всеми парнями. Когда я стала уходить, один парень пошел за мной, вся компания двинулась за нами.
– Где ты живешь?
– спросил он, оглядывая меня с ног до головы.
– Вот в этом доме...
– Мы пойдем к тебе, заявил он таким тоном, будто все зависело от него. Я промолчала. Когда мы поднимались по лестнице, откуда-то донеслись звуки музыки. Одна девица с парнем стали танцевать... Но мы уже пришли. В моей комнате они чувствовали себя как дома, а со мной обращались как со старой знакомой. Их наглость мне импонировала. Я все воспринимала как должное. Один из юношей куда-то ушел и вернулся с бутылкой виски. Другой включил магнитофон. Мебель торопливо раздвинули по углам и начали танцевать. Юношу, который первым пошел за мной, звали надсмотрщик. Ему все подчинялись безмолвно. У него было продолговатое холеное лицо и голубые глаза. Второго молодца в черном свитере звали верзила. Он все время щурил глаза и скалил зубы. Голос у него был тихий и хриплый, в нем все время чувствовалась какая-то угроза. У девочек тоже были прозвища. Самую старую звали художница. Она была красива, хорошо сложена, но очень высокая. Она была в брюках и блузке. Красивую кривоножку звали разбойница. Она много пила и вела себя очень развязно. Все мальчики ее целовали и она, целуясь, дергалась всем телом, прижимаясь к партнеру. Ей так насосали губы, что они распухли и стали ярко красными. Одна все время сидела на одном месте. Эта третья девочка совсем мало пила, танцевала нехотя, лениво, стараясь как можно скорее куда-нибудь пристроиться сесть. Ее, в общем-то простенькое личико украшали пышные черные волосы и красивые алые губы. На правой руке, выше локтя, была вытатуирована красная роза с длинными синими шипами на стеблях. Она была одета в простенькое серое платье, из-под которого торчали сборки нижней юбки. У нее были красивые ноги и высокая грудь. Эту девушку звали смертное ложе. Мне тоже вскоре придумали название - Щенок.
В 6 часов вечера надсмотрщик выключил магнитофон и пошел к выходу. Все потянулись за ним, только смертное ложе осталась сидеть в моей комнате. Я вышла с ребятами на улицу. Надсмотрщик привел нас к какому-то особняку и, прежде чем позвонить, пальцем позвал меня.
– Пойдешь? Я кивнула головой.
– Дай нам денег.
У меня осталось 85 крон из 100, полученных вечером в банке, и я все отдала надсмотрщику. Он пересчитал деньги и сунул их к себе в карман. Разбойница подошла ко мне и спросила: