Erratum (Ошибка)
Шрифт:
– Просто разбей ее.
– Ответил он, спокойно глядя на нее.
– Просто разбить, - пробормотала она и бросила сферой о стену. Та разлетелась на несколько осколков и ее содержимое в виде разноцветных полос тумана поползло по комнате.
– Это опасно?
– Спросила Лили, зачарованно следя за ними взглядом.
– Нет.
– Ответил он.
Уцур закрылся ото всех в своей комнате. Снова подходило время подношения кровавой чаши, и ему было плохо от одной мысли о предстоящем. Но все способы избавиться от подарка он уже испробовал раньше. Только подумать, что он привлекал к этому самых известных в аду ведьм,
Уцур обхватил голову руками и рухнул на кровать, изрыгая проклятия, понимая, что его ожидает и ненавидя все вокруг за невозможность что-либо изменить. Он сотни раз кричал кому-то наверх, что осознал величину своего святотатства, но ответа ему не было.
Краски в комнате сгустились, по полу поползли багровые тени, словно кто-то разлил вино, только Уцур уже знал, что его ждало там, что близилось. Он застонал, отталкивая рукой приближение неизбежного, но почти видел сверкание в свете ламп величественной золотой чаши.
– Нет, - закричал он, и чьи-то хрупкие пальцы забрали у него из руки чашу с переливающейся через края кровью. Царь в нерешительности обернулся, боясь раскрыть глаза полностью, боясь, что ему привиделся мираж, но девушка никуда не исчезла. Темные волосы спадали с ее хрупких плеч волнами, тонкое белое лицо украшали огромные карие чуть раскосые глаза. Она смотрела на него, едва заметно улыбаясь, немного устало и чуточку грустно. В руке она держала проклятую чашу, и кровь не жгла ей руку, как Уцуру, она лишь стекала каплями на пол, а потом и вовсе остановилась. Когда же девушка поставила чашу на стол, та не оказалась вновь в руках царя, и не вернулась в руку к девушке, она спокойно осталась стоять там, где ее поставили. Уцур заворожено смотрел на кубок и не мог оторвать от него взгляд: ему то и дело казалось, что это всего лишь галлюцинация, рожденная его больным разумом, но София рядом с ним была настоящей, а чаша неподвижно стояла на столе. Тогда он осмелел и приблизился к девушке.
– Как это возможно?
– пробормотал он.
– Не знаю, - она пожала плечами, - только я вдруг очнулась ото сна, и в памяти все так странно.
– Ты помнишь нас?
– в волнении спросил он.
– Да, - кивнула она, - я помню, как мы были вместе.
– Ему показалось, или на ее щеке действительно заиграл румянец.
– А еще что-то? Самаэля, Грерию?
– Все, - ответила она, и Уцуру захотелось провалиться под землю.
– Зачем ты налил столько вина?
– Спросила она, меняя тему и как ни в чем не бывало, кивая на чашу, стоящую на столе.
– Вина?
– переспросил он, почти начав объяснять ей, что это была кровь, но все же вовремя остановился и с опаской приблизился к столу
– Вино, - прошептал пораженный Уцур.
– Что с тобой, Бел?
– Спросила она.
– Все хорошо, - пробормотал он, затем снова взглянул на Софию.
– Ты, должно быть, ненавидишь меня?
– Нет, Бел, - София покачала головой, отчего волосы ее заходили волнами, и он не мог не любоваться ею. Он почти забыл, как замечательно было смотреть на нее, и как одно ее присутствие дарило ощущение дома.
– Когда я говорила, что с памятью что-то странное, я имела в виду, что все встало на свои места. Я помню все, и когда вы с Самаэлем вытащили меня - это был подарок на фоне всего, что было там, - голос ее прервался, и Уцуру хотелось броситься с места, чтобы обнять ее и унять эту сверкнувшую в ее глазах боль.
– София, - простонал он, и девушка подняла на него свои темные влажные глаза.
– Раньше я хотела твоей власти и твоей защиты, царь.
Он заметно поник и в его взгляде засветилась горечь.
– Но теперь я знаю, что свободна, и мне нечего больше желать от тебя, тебе нечего дать мне, но, - она вновь замолчала, собираясь с мыслями, - но когда я рядом с тобой, мое сердце оживает, я словно дома, где не была уже тысячу лет. Я знаю, что дома больше нет, но когда я рядом с тобой, я дома, когда говорю с тобой, пустота наполняется смыслом.
– София, - его огромные руки потянулись к ней, - ты - мое спасение. Но я не заслуживаю тебя, - руки безвольно упали, так и не дотронувшись до нее.
– Лили исполнила обещание - это означает, что ты теперь свободна, и можешь уйти из ада.
– Уйти навсегда?
– Уйти через врата также, как приходят сюда. Я не говорю, что это законно, но, - тон его стал более холодным и деловым, - это можно устроить.
– И ты бы пошел на это ради меня? Рискнул бы собой, чтобы доставить меня к вратам?
– А что мне терять, кроме этой чаши.
– Он подошел к Софии вплотную, и его глаза сверкнули в полумраке комнаты. Его горячее дыхание обожгло ей щеку.
– Я - дурак, София, и всегда им был, но если так я могу искупить хотя бы одну свою глупость, я сделаю это.
– Только ради искупления?
– Спросила она, пристально посмотрев на него.
– Не только, - он отвернулся и сделал несколько шагов в сторону от нее по комнате.
– Не только, и ты знаешь это, раз знаешь и все остальное.
– О чем ты?
– О том, что люблю тебя, с той первой ночи, что ревную, хотя не должен был и вспомнить, как это бывало всегда, о том, что не проходило и ночи, чтобы я не сожалел о том, как поступил с тобой.
– Он вновь оказался рядом, и руки его разжимались и сжимались в кулаки, не смея дотронуться до девушки.
София выдохнула, словно долго сдерживала дыхание. Она смотрела на него так, будто он наконец-то сделал то, что должен был сделать давным-давно.
– Бел, я никуда не пойду без тебя.
– Он замер в изумлении, царь ждал упреков, ненависти, проклятий, чего угодно, что она вправе была высказать ему после всего случившегося, а вместо этого она говорила ему о том, во что он хотел и боялся верить.
– Мне больше никто не нужен, - произнесла София, и Уцур рухнул на колени и заплакал, как ребенок, уткнувшись ей в живот. София никогда и не подозревала, насколько трогательно и замечательно было смотреть, как этот человек-гора прижимается к ней, преисполненный счастья от сказанных ею слов.