Эрта. Падение терратоса
Шрифт:
— Договорились…
Через полтора часа Кинт уже сидел в фургоне, в обществе еще семи пассажиров, в основном это были инженеры, а также два каких–то торгаша. Было тесновато, зато тепло. Запихнув ранец под сиденье, а дорожную сумку уложив специальную нишу для багажа, Кинт, завернувшись в плащ и опустив на лицо шляпу, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Уже в полудреме, он услышал, как подали команду к отправлению конвоя, чуть качнуло, и фургон тронулся с места.
Глава двадцать вторая
Раньше, чем к обеду, Кинт не смог проснуться.
Спустившись в тесный кабачок при постоялом дворе, Кинт заказал завтрак и, пока его готовили, повернулся к окну и чуть отодвинул пропитанную жиром и табачным дымом шторку. Постоялый двор был одним из трех зданий, расположившихся на самой верхушке холма, ниже к реке спускалась грунтовая дорога, по обеим сторонам которой прилипла дюжина домишек, потом дорога почти у самой плотины соединялась с торговым трактом, что тянулся с севера на юг. Поселок небедный, дома аккуратные, кругом чисто, от тракта на запад, в степь, видны пастбища, а на них пасутся стада в поисках молодой травы, которая только начала пробиваться из–под оттаявшей земли. Также на берегу реки Кинт разглядел три рыбацких домика, от которых в воду уходили мостки с привязанными к ним лодками. Два старых каменных домика были перед плотиной, а один внизу, совсем новый сруб, даже дерево еще не успело сильно почернеть.
«Интересно», — подумал Кинт, — «а кому сейчас эти скотоводы платят за землю, на которой стоит их поселок, и пасутся их стада? Раньше понятно — в казну монарха, так как все земли терратоса принадлежали ему, а сейчас, когда терратосом, по сути, управляют гильдии, а не парламент… да, наверное жители этого поселка платят налоги гильдиям или новым владельцам земель… вот он, еще один камень преткновения, еще одна причина недовольства и бунтов. После отречения монарха земля досталась кому угодно, но только не тем, кто ее пашет, кто на ней сеет и собирает урожаи… не тем, кто разводит скот. Ладно, чего я-то себе голову этим забиваю…»
— Ваш завтрак, — худенькая девчушка лет четырнадцати, может чуть старше, с трудом удерживая деревянный поднос, составила на стол миску с бараньей похлебкой, тарелку с салатом и соленую рыбу, которая, как она заверила, когда принимала заказ, выловлена осенью и засолена в бочках по особому местному рецепту.
Кинт поблагодарил девчушку и сразу попробовал рыбу… малосольная, с пряностями и немного острая, одним словом, пока блюдце с ломтиками рыбы не опустело, Кинт не мог остановиться. После пары
Через некоторое время к постоялому двору подъехали три моторные повозки, одна была пассажирской, а две грузовые. Из пассажирского фургона высыпали люди и стали приседать, делать наклоны, одним словом, разминали кости после долгой дороги. Кто–то побежал справить нужду в покосившийся деревянный туалет, механики стали возиться с моторами, а трое вооруженных короткими карабинами направились в кабачок. Кинт подошел к стойке, рассчитался за обед, похвалив действительно очень вкусную рыбу, и стал дожидаться троицу из фургона. Троица вошла, и они почти одновременно выложили по паре медяков на стойку. Хозяин, вероятно, знал их, поздоровался и налил три кружки пива, забрав которые трое присели у столика рядом с окном, из которого были хорошо видны фургоны.
— Прощу прощения, — подошел к ним Кинт, — вы в какую сторону направляетесь?
— Пассажиров не берем, — строго ответил мужчина, лет сорока, с окладистой бородой и волосами грубой щеткой торчавшими из–под старого, вытертого котелка.
— Да ладно, бать, все равно пустые едем… Мы на юг, в Латинг, — ответил самый молодой из них.
Судя по почти одинаковой внешности, это были отец и двое сыновей. Отец критически осмотрел Кинта с ног до головы и спросил:
— Тебе куда?
— Тоже в Латинг.
— Двадцать кестов серебром и к тому первому фургону подходи, в кабине, со мной поедешь.
— Хорошо, я сейчас, за вещами поднимусь.
— У тебя пара минут, пока мы пиво допьем! — Крикнул Кинту вдогонку бородатый и добавил, — ждать не будем!
Схватив ранец и сумку, которые так и пролежали у кровати со вчерашнего вечера, Кинт вышел на улицу, радуясь теплой погоде, весеннему солнцу и удачно подвернувшемуся транспорту. Вообще, он так и рассчитывал, что из поселка, через который проходит торговый тракт, добраться до Латинга будет нетрудно.
— Ну что, полезай в скорлупу, — к фургону подошел бородатый, — шмотки как–нибудь там пристраивай… и это, монеты–то давай.
Отсыпав кесты в широкую ладонь бородатого, Кинт закинул лямку ранца на плечо, подхватил сумку и влез по лестнице в кабину. Следом влез и бородатый и, нагнувшись к механику, похлопал его по плечу…
— Поехали уже.
Механик кивнул, крутанул пару вентилей, нажал в какой–то одному ему известной последовательности три педали и, взявшись за рычаг привода поворота колес, начал громко напевать неприличную песню про какую–то кухарку и машиниста, и про их интимную жизнь… Три фургона скатились по грунтовке, выехали на булыжник торгового тракта и начали разгоняться. Сложив сумку и ранец на пол, Кинт поставил на них ноги и уселся поудобнее.
— Да, устраивайся, теперь без остановки до вечера поедем, заночуем на старом посту, а рано утром дальше… завтра к обеду будем дома.
Кинт кивнул и покрутил головой, кабина была двухуровневая, в нижней ее части сидел механик, а над ним на широком сиденье Кинт и бородатый, толстое ветровое стекло спереди и с боков, остальная кабина зашита деревом.
— А вы, значит, из Латинга сами? — Кинт снял шляпу и положил ее на колени.
— Да… А ты откуда?
— Теперь тоже, можно сказать, что из Латинга.