Еще больше записок сумасшедшего анимешника
Шрифт:
Началось расследование, в процессе которого узнали, что именно сделал тренер, и дело решено было не предавать огласке, но устроить ради Сорью анонимный судебный процесс. При этом она и Танигава всё равно потеряли всякие шансы заниматься фигурным катанием.
Сорью была в бешенстве и винила свою бывшую подругу. Почему та не могла просто оставить её в покое?
При следующей встрече она накричала на Танигаву. Отвесила ей пощёчину. Заявила, что никогда больше не будет с ней разговаривать, в то время как сама девушка просто
Наконец, сгорая от ярости, Сорью стала распространять слухи, что именно Танигава завела отношения с тренером. Сперва ей хотелось отомстить, а потом…
Девушка сжала кулачки, впиваясь длинными ногтями в ладони, и посмотрела в пол.
На самом деле она чувствовала облегчение, что ей больше не нужно было заниматься фигурным катанием. У неё появилось свободное время. Появились друзья, нормальная школьная жизнь, будущее, которого она хотела, и в то же время среди всего этого чистого небосвода неизменно висела мрачная туча — Танигава.
Слухи распространялись со скоростью лесного пожара; вскоре девушку, у которой и так был нелюдимый характер, стали воспринимать как отщепенку. Её презирали. На её парте писали ругательства. В её обувной ящик подкалывали любовные послания, которые на половине превращались в насмешки.
Некоторые и вовсе винили её в том, что своими действиями она разрушила карьеру Сорью.
Сама Сорью продолжала подливать масло в огонь.
Почему?
На этом момент рассказа девушка прикусила губы.
Повисла тишина.
Коу вздохнул. В один момент внутри него действительно мелькнула ярость, когда он слушал эту историю, но затем, наблюдая за бледным и рассеянным выражением Сорью, он смог переступить через неё и теперь ощущал опустошение.
— Тебе… так проще?
Сорью вздрогнула.
Иной раз человек понимает, что совершил ошибку, и в то же время он зашёл уже настолько далеко, что ему страшно повернуть; страшно признаться, что он был неправ, ведь тогда на него обрушится груз ужасающей вины, который запросто может надломить его сердце.
Если Сорью сама себе признается в ошибке, ей придётся столкнуться с фактом, что она разрушила спортивную карьеру своей подруги, а затем заставила измываться над ней всю школу. При мысли об этом у девушки трепетало сердце. Намного проще было убедить себя, что она поступает правильно, что Ерина действительно виновата, что месть была заслуженной, но…
— Можешь меня ударить, — стиснув зубы проговорила Сорью.
Она так больше не могла.
Сорью закрыла глаза и напряглась всем телом, готовая стерпеть удар.
Повисла тишина.
Коу вздохнул и сказал:
— Пойдём… поговорим с Танигавой.
После этого он помялся и нежно похлопал девушку, которая едва держала слёзы, по её трепещущим плечам…
Глава 51
Филлер
Танигавы не оказалось.
И теперь ей предстояло провести в состоянии нервного напряжения почти целый день.
Она хотела немедленно покинуть школу и заявиться прямо домой к Танигаве, но затем вспомнила, что в таком случае ей придётся встретиться с родителями девушки, и повесила голову.
Коу тоже стоял на перепутье. Сперва он думал выступить в роли своеобразного арбитра и самостоятельно поговорить с Танигавой, но затем прикинул и понял, что последняя, с высокой вероятностью, бросит в него чем-нибудь тяжелом, стоит только завести разговор на эту тему.
В итоге решено было немного потерпеть. Делать это было опасно, — Сорью всё ещё была на нервах, — но Коу надеялся, что передышка не подкосит её решимость, но позволит закрепить последнюю и немного успокоиться. По завершению учебного дня они попрощались, и Сорью, всё ещё немного взволнованная, показалась ему как будто более свободной, чем раньше, словно незримое напряжение, которое всё это время пронизывало девушку, испарилось, и впервые за долгое время она смогла вдохнуть полной… хотя и трепещущей грудью.
Сперва он и сам почувствовал душевный подъём, когда увидел свободу, которая мелькала у неё в глазах. Затем, по возвращению домой, его захватила меланхолия. Сорью действительно была свободной… но что насчёт него самого? У него была собственная ноша, которую он всё ещё не мог сбросить со своей души. Интересно, если он действительно это сделает, переступит незримую границу, он тоже почувствует облегчение?
Коу вспомнил свой разговор с Сенсеем на крыше.
В реальном мире не всегда бывают правильные варианты. Иной раз приходится выбирать между равноценно болезненными альтернативами. Но как это сделать? Коу не знал. Вдруг он почувствовал зависть, когда вспомнил, насколько растрёпанной и в то же время свободной показалась ему Сорью, когда решила открыться.
И решился.
Решился поговорить со своей матерью.
Можно было сделать это прямо сейчас, — размышлял он, когда поднимался по лестнице, но… по правде говоря, он всё ещё боялся. Поэтому он решил назначить для себя крайнюю дату. Не конкретную, но примерную. Сперва он поможет Сорью извиниться перед Танигавой, а потом… потом нужно что-нибудь сделать с Генералом смерти, но после этого он обязательно поговорит со своей матерью — расскажет про деньги, которые лежали внутри его матраса, и попросит больше никогда не заниматься… этим.