Еще не раз Вы вспомните меня…

Гумилев Николай Степанович

Умный дьявол

Мой старый друг, мой верный Дьявол,Пропел мне песенку одну:«Всю ночь моряк в пучине плавал,А на заре пошел ко дну.Кругом вставали волны-стены,Спадали, вспенивались вновь,Пред ним неслась, белее пены,Его великая любовь.Он слышал зов, когда он плавал:«О, верь мне, я не обману»…Но помни, – молвил умный Дьявол, –Он на заре пошел ко дну».<Июнь 1906>

Отказ

Царица – иль, может быть, толькопечальный ребёнок,Она наклонялась над сонно-вздыхающимморем,И

стан её, стройный и гибкий, казался тактонок,Он тайно стремился навстречу серебрянымвзорам.Сбегающий сумрак. Какая-то крикнулаптица,И вот перед ней замелькали на влагедельфины.Чтоб плыть к бирюзовым владеньямвлюблённого принца,Они предлагали свои глянцевитые спины.Но голос хрустальный казался особеннозвонок,Когда он упрямо сказал роковое: «Не надо»…Царица, иль, может быть, только капризныйребёнок,Усталый ребёнок с бессильною мукоювзгляда.<Сентябрь 1907>, Париж

Воспоминание

Над пучиной в полуденный часПляшут искры, и солнце лучится,И рыдает молчанием глазДалеко залетевшая птица.Заманила зелёная сетьИ окутала взоры туманом,Ей осталось лететь и лететьДо конца над немым океаном.Прихотливые вихри влекут,Бесполезны мольбы и усилья,И на землю её не вернутУтомленные белые крылья.И когда я увидел твой взор,Где печальные скрылись зарницы,Я заметил в нём тот же укор,Тот же ужас измученной птицы.<Август 1907>, Париж

Перчатка

На руке моей перчатка,И её я не сниму,Под перчаткою загадка,О которой вспомнить сладкоИ которая уводит мысль во тьму.На руке прикосновеньеТонких пальцев милых рук,И как слух мой помнит пенье,Так хранит их впечатленьеЭластичная перчатка, верный друг.Есть у каждого загадка,Уводящая во тьму,У меня – моя перчатка,И о ней мне вспомнить сладко,И её до новой встречи не сниму.<1907>

Мне снилось

Мне снилось: мы умерли оба,Лежим с успокоенным взглядом,Два белые, белые гробаПоставлены рядом.Когда мы сказали: «Довольно»?Давно ли, и что это значит?Но странно, что сердцу не больно,Что сердце не плачет.Бессильные чувства так странны,Застывшие мысли так ясны,И губы твои не желанны,Хоть вечно прекрасны.Свершилось: мы умерли оба,Лежим с успокоенным взглядом,Два белые, белые гробаПоставлены рядом.<1907>

Сада-Якко

В полутёмном строгом залеПели скрипки, вы плясали.Группы бабочек и лилийНа шелку зеленоватом,Как живые, говорилиС электрическим закатом,И ложилась тень акацийНа полотна декораций.Вы казались бонбоньеркойНад изящной этажеркой,И, как беленькие кошки,Как играющие дети,Ваши маленькие ножкиТрепетали на паркете,И жуками золотымиНам сияло ваше имя.И когда вы говорили,Мы далёкое любили,Вы бросали в нас цветамиНезнакомого искусства,Непонятными словамиОпьяняя наши чувства,И мы верили, что солнцеТолько вымысел японца.<1907>

Самоубийство

Улыбнулась

и вздохнула,Догадавшись о покое,И последний раз взглянулаНа ковры и на обои.Красный шарик уронилаНа вино в узорный кубокИ капризно помочилаВ нём кораллы нежных губок.И живая тень румянцаЗаменилась тенью белой,И, как в странной позе танца,Искривясь, поникло тело.И чужие миру звукиИздалёка набегают,И незримый бисер руки,Задрожав, перебирают.На ковре она трепещет,Словно белая голубка,А отравленная блещетЗолотая влага кубка.<Сентябрь 1907>, Париж

Принцесса

В тёмных покрывалах летней ночиЗаблудилась юная принцесса.Плачущей нашел её рабочий,Что работал в самой чаще леса.Он отвел её в свою избушку,Угостил лепёшкой с горьким салом,Подложил под голову подушкуИ закутал ноги одеялом.Сам заснул в углу далёком сладко,Стала тихо тишиной виденья,Пламенем мелькающим лампадкаОсвещала только часть строенья.Неужели это только тряпки,Жалкие, ненужные отбросы,Кроличьи засушенные лапки,Брошенные на пол папиросы?Почему же ей её томленьеКажется мучительно знакомо,И ей шепчут грязные поленья,Что она теперь лишь вправду дома?…Ранним утром заспанный рабочийПроводил принцессу до опушки,Но не раз потом в глухие ночиПроливались слёзы об избушке.<Ноябрь 1907>, Париж

Влюблённая в дьявола

Что за бледный и красивый рыцарьПроскакал на вороном коне,И какая сказочная птицаКружилась над ним в вышине?И какой печальный взгляд он бросилНа моё цветное окно,И зачем мне сделался несносенМир родной и знакомый давно?И зачем мой старший брат в испугеПри дрожащем мерцаньи свечиВынимал из погребов кольчугиИ натачивал копья и мечи?И зачем сегодня в капеллеВсе сходились, читали псалмы,И монахи угрюмые пелиЗаклинанья против мрака и тьмы?И спускался сумрачный астрологС заклинательной башни в дом,И зачем был так странно дологЕго спор с моим старым отцом?Я не знаю, ничего не знаю,Я ещё так молода,Но я всё же плачу, и рыдаю,И мечтаю всегда.<Апрель 1907>

Любовники

Любовь их душ родилась возле моря,В священных рощах девственных наяд,Чьи песни вечно-радостно звучат,С напевом струн, с игрою ветра споря.Великий жрец… Страннее и суровейЕдва ль была людская красота,Спокойный взгляд, сомкнутые устаИ на кудрях повязка цвета крови.Когда вставал туман над водной степью,Великий жрец творил святой обряд,И танцы гибких, трепетных наядПо берегу вились жемчужной цепью.Средь них одной, пленительней,чем сказка,Великий жрец оказывал почёт.Он позабыл, что красота влечёт,Что опьяняет красная повязка.И звёзды предрассветные мерцали,Когда забыл великий жрец обет,Её уста не говорили «нет»,Её глаза ему не отказали.И, преданы клеймящему злословью,Они ушли из тьмы священных рощТуда, где их сердец исчезла мощь,Где их сердца живут одной любовью.<Ноябрь 1907>, Париж