Еще один Фэнтезийный мир. V2.0 [CИ]

Зотов Александр Андреевич

— Прошу, не заставляйте величайшего из великих ждать, уважаемый господин посол, — поторопил Фамбера Эларанд.

Уже у самого входа, проходя мимо пары стражников в штатском, более чем внушительного, вида посол шепотом спросил:

— А как его зовут? Мне ведь надо как-то… обращаться к величайшему из великих.

— Нуй-Ли-Фар I, уважаемый господин посол, — так же шепотом ответил царедворец.

Двери распахнулись, но как оказалось, не перед Лендальским посолом. Последнему пришлось шарахнуться в сторону, во избежание столкновения с парой стражников, ведущих какого-то молодого человека в съехавшей набок чалме. Вернее было бы сказать,

что они не вели его, а тащили. Во всяком случае, ноги он не переставлял, но стражники были достаточно сильными ребятами, чтобы держать паренька ровно. Так что, если не смотреть на его ноги, казалось, что все в порядке. Лицо паренька было бело, как простыня, вымоченная в синьке, а губы то и дело что-то произносили. До слуха Фамбера донеслось лишь: «Харга вед-га уз…». Он понятия не имел, что это значит, но тон, которым это было произнесено, не оставлял сомнений в том, что паренька не ждет ничего хорошего.

За те три дня, что посол Лендала не появлялся в тронном зале, последний не претерпел существенных изменений. Если быть точнее, то он не претерпевал их последние несколько сотен лет. За это время сменился не один халиф и далеко не все из них уходили по собственной воле. По правде говоря, количество халифов, умерших по естественным причинам, катастрофически близко подходило к нулевой отметке, если, конечно, опускать халифов до стандартов обычных смертных, и считать, что насильственная смерть для них неестественна. Но все поколения халифов считали своим долгом восседать именно в этом, а не каком-то другом зале дворца.

Впрочем, число придворных несколько поубавилось, но это было результатом того, что любое существо, наделенное инстинктом выживания, в ситуациях подобных той, что сложилась во дворце халифа Келхарского халифата, старается стать как можно меньше и незаметнее. А учитывая, то, что в этих коридорах способны надолго задержаться лишь те, кто наделен инстинктом выживания не меньшим, чем у Келхарского рогатого крокодила, который не претерпел существенных изменений за последние несколько миллиардов лет, неудивительно, что они умудрились стать незаметнее кротов, впавших в спячку под метровым слоем снега.

— На колени, посол! — раскатился по залу приказ, не дав Лендальскому послу сделать и десятка шагов.

Фамбер не удивился тому, что голос звучал повелительно и не оставлял никакого сомнения в то, что именно таким голосом и должен обладать халиф, хоть он и отметил, что этот голос на порядок повелительнее и царственнее голоса Хул-Дул-Гур-Бур-Фура V. Его поразило то, что к нему обратились на его родном языке, который поголовно все жители халифата именуют «языком северных варваров», даже тогда, когда разговаривают с его носителями. Сам Нуй-Ли-Фар I гораздо больше своего предшественника походил на грозного повелителя величайшего халифата в мире.

— Величайший из великих просит вас стать на колени, уважаемый господин посол — раздался голос откуда-то из-за спины задумавшегося Фамбера, — вы же не хотите повторить судьбу других послов.

— Да, конечно, — очнулся волшебник.

До того Фамберу ни разу не приходилось вставать перед кем-то на колени, по крайней мере, по собственной воле. Этот раз не стал исключением. В конце концов, угрозу незамедлительной физической расправы вполне можно счесть принуждением. В своем падении Фамбер был не одинок. За собой он потащил и своего ученика, у которого, несмотря на его социальное положение, тоже было не так уж много опыта в подобных развлечениях. Причина

была проста. «Задница бога» была слишком неприметной и захолустной деревушкой даже по меркам Гейнереза. Так за те шестнадцать лет, что в ней что прожил Шус, попросту не объявлялось никого, перед кем стоило бы падать на колени.

Пауза затягивалась. Фамбер, так и не придумавший, что же ему говорить и делать, рассматривал размытое отражение своего носа. Наконец, когда, по мнению новоиспеченного халифа, посол столь презренного государства, как Лендал, в достаточной мере ознакомился с гладкостью и температурой пола, Нуй-Ли-Фар I произнес:

— Встаньте.

По залу прокатилось шуршание, производимое халатами и башмаками придворных, которые уже порядком устали от подобной физкультуры, ведь вставать, падать на колени и опять вставать им приходилось в среднем раз в три минуты. Именно столько длилась каждая из аудиенций. При которых к их величайшему, но тихому сожалению, халиф ни разу не выехал из-под пола на троне.

— Полагаю ты заметил, что за последние несколько дней многое изменилось? Что ты думаешь об этом? — обратился к волшебнику халиф.

— Я, — Фамбер облизал пересохшие губы. Его взгляд то и дело сползал на сабли внушительных размеров, коими были вооружены солдаты, обступившие трон. — Я…, — вновь повторил он. Наконец решившись, волшебник заговорил, — от лица славного города Лендал я приветствую свержение злобного тирана и деспота Хул…

— Не ты, волшебник, — внезапно прервал Фамбера халиф, — пусть говорит твой ученик.

— Я… я… — Шус еще пару минут назад обратил внимание, что халиф сосредоточил свое внимание на его скромной персоне. Он в принципе не был избалован вниманием коронованных особо. Если быть точным, то этот халиф был первым. Да еще все эти разговоры об отделении голов от тела. Словом, Шус прилгал огромные усилия, чтобы стать маленьким и незаметным. Конечно, ему было далеко до мастерства здешних придворных, но он достиг немалых успехов. Другое дело, что каким бы маленьким и незаметным ты ни был, довольно сложно скрыться от взгляда ястребиных глаз, когда они устремлены прямо на тебя.

Волшебник, пораженный подобным поворотом дел не меньше Шуса, оправился все-таки несколько быстрее:

— Простите его, величайший из великих, он не понимает. То есть он немой…и глухой, — попытался защитить ученика волшебник, стараясь прикрыть Шуса своим телом.

— Неужели? — в голосе халифа прозвучало искреннее удивление. — Что ж, в таком случае, думаю мои люди смогут помочь ему.

Пара стражников направилась к Шусу. Того прошиб холодный пот при мысли, что ему все-таки придется познакомиться с пыточными камерами и холодными казематами лично. Шус зажмурился, собирая всю свою храбрость, к запасам который он прибегал не часто, и так и не открывая глаз, выпалил:

— О величайший из великих, пусть дождь прольется на твою голову!

Шус сам не ожидал от себя, что в подобных обстоятельствах сможет вспомнить столь замысловатый оборот. Он мог искрение гордиться своей выдержкой и способностью находить верные слова в затруднительных ситуациях. Мог гордиться секунды три-четыре, но потом почувствовал, что что-то пошло не так. Пытаясь исправить ситуацию, он попытался продолжить:

— Я рад, что ты…

Но оборвал себя на полуслове.

Шус смело мог ставить крест на своей политической карьере. Безусловно, если она и могла начаться в этом зале, то в нем же и закончилась. Да еще с таким треском…