Еще один год в Провансе
Шрифт:
Похоже, большинство клиентов были знакомы друг с другом и через головы соседей обменивались с другими столиками веселыми оскорблениями и ехидными замечаниями. Одного не помещавшегося на стуле толстяка обвинили в том, что он якобы начал худеть. Тот на секунду оторвался от тарелки, сердито что-то прорычал и опять энергично заработал вилкой. За столиком в углу мы увидели нашего электрика и Бруно, укладывавшего у нас каменный пол, и еще несколько знакомых лиц, которых не видели с тех пор, как остановилась работа в нашем доме. Все наши строители отлично загорели и выглядели так, будто только что вернулись из отпуска. Один из них окликнул нас:
— C'est tranquille chez vous? Без нас спокойнее?
Мы ответили, что надеемся увидеть их всех в августе, когда
— Normalement, oui, — покивал он и произвел рукой несколько горизонтальных колебаний. Мы уже понимали, что это означает.
Дочь хозяйки принесла нам первое блюдо и предупредила, что из-за жары ланч сегодня будет легким. Она поставила на стол овальную тарелку с кусочками saucisson и вяленой свинины, крошечными корнишонами, черными оливками и тертой морковью в остром маринаде. Сверху на saucisson лежал и таял толстый кусок белого масла.
Последний свободный столик заняли двое мужчин в пиджаках и с собакой на поводке. Ходят слухи, шепнула нам дочка хозяйки, что тот, что постарше, был послом Франции то ли в Иране, то ли в Ираке. Un homme distingu'e. [127] Бывший посол с явным удовольствием ел то же, что строители, водители грузовиков и сантехники, и скармливал своей собаке маленькие кусочки колбасы.
В стеклянных мисках нам принесли зеленый, залитый оливковой заправкой салат и с ним — еще одно овальное блюдо: лапша в томатном соусе и сочные ломти жареной свинины с коричневой луковой подливкой. Интересно, что же хозяйка готовит зимой, когда не старается делать блюда легкими? Оставалось только надеяться, что она изменит свое решение насчет пенсии. Мадам уже вышла из кухни и заняла место за стойкой бара. Это была невысокая, полная, но складная женщина с густыми и все еще черными волосами. Судя по виду, она могла бы проработать еще лет пятьдесят.
127
Известный человек (фр.).
Ее дочь убрала с нашего стола пустые тарелки, разлила по бокалам остатки красного вина и, не дожидаясь напоминания, вместе с сыром принесла нам еще одну бутылку. Самые ранние клиенты уже начали уходить, вытирая по дороге усы и не забывая спросить у мадам, что она предложит им завтра. Что-нибудь вкусное, обещала она.
После сыра я вынужден был остановиться. Жена, которая не любила сдаваться, съела еще кусок tarte au citron. [128] В зале запахло кофе и сигаретами, а над головами трех мужчин, сидящих за похожими на наперсток рюмочками marc, повисло синее облако дыма, красиво подсвеченное солнечными лучами. Мы заказали кофе и попросили счет, но выяснилось, что счетов здесь не выписывают. Клиенты просто рассчитывались у бара по дороге на улицу.
128
Лимонный торт (фр.).
Мадам сообщила, что мы должны ей по пятьдесят франков каждый за еду и еще по четыре за кофе. Вино входило в стоимость ланча. Неудивительно, что в ресторане не было ни одного свободного столика.
Неужели она в самом деле собирается на пенсию?
Хозяйка перестала протирать стойку бара.
— Когда я была маленькой девочкой, — сказала она, — мне пришлось выбирать между полем и кухней. Уже тогда я не любила возиться в земле. Это тяжелая и грязная работа. — Она взглянула на свои руки, ухоженные и совсем молодые. — Поэтому я выбрала кухню, а потом вышла замуж, и мы переехали сюда. Я готовлю здесь уже тридцать восемь лет. По-моему, вполне достаточно.
Мы сказали, что нам очень жаль, и она пожала плечами:
— Человек ведь может устать.
Она рассказала нам, что будет жить в Оранже, в квартире с балконом, и целыми
Было уже два часа, и за столиками никого не осталось; только один старик с белой щетиной на морщинистых щеках макал кусочек сахара в свой кальвадос. Мы поблагодарили мадам за отличный ланч.
— C'est normale, — кивнула она.
На улице жара накрыла на нас, как раскаленное одеяло. Дорога домой походила на мираж: она мерцала, плавилась и дрожала в знойном мареве. На виноградниках устало поникли листья, и вся окрестность превратились в самую настоящую пустыню: не слышно было даже собачьего лая. Этот редкий день, когда нас не тревожили ни гости, ни рабочие, казалось, был создан специально для гамака, бассейна, какой-нибудь легкой книжки и лени.
Только к вечеру, когда кожу уже начало пощипывать от солнца, мы оправились от ланча настолько, чтобы принять участие в главном спортивном событии недели. Нас вызвали на состязание друзья, как и мы, пристрастившиеся к boules — одной из наиболее приятных игр, изобретенных человечеством. Сегодня нам предстояло защищать честь Менерба.
Уже давно, во время одного из первых визитов в Прованс, мы пару часов наблюдали в Руссильоне за тем, как местные старики препираются, отчаянно жестикулируют и вообще отлично проводят время на площадке для boules, после чего сразу же отправились покупать набор шаров. Мы увезли их в Англию, но эта игра не любит сырости, и шары долго пылились у нас в чулане. Переехав в Прованс, мы распаковали их в первую очередь. Гладкие и тяжелые, они издавали приятный «чпок», когда стукались друг о друга.
Мы долго изучали игру профессионалов, собиравшихся каждый день в Боньё на поле рядом с церковью, — эти мастера могли на расстоянии шести метров попасть шаром по большому пальцу вашей ноги, — а потом шли домой и там отрабатывали подсмотренные приемы. Истинные асы, заметили мы, при броске сгибают колени и низко наклоняются к земле, a boule обхватывают всеми пальцами сверху, чтобы подкручивать его. Кроме того, существовали и более мелкие секреты мастерства: поощрительные возгласы, которые надо издавать, пока boule катится, и ругательства, которыми следует осыпать его, когда он останавливается не там, где надо. Скоро мы освоили все эти тонкости. Единственное, чего нам не хватало, — это меткости бросков.
Существуют два варианта броска: один — длинный и низкий, когда шар, крутясь, летит над самой землей, а второй — высокий: шар взлетает в воздух, а потом вертикально падает, стремясь выбить с поля шар противника. Меткость некоторых игроков поражала воображение, и мы понимали, что, как бы правильно мы ни приседали и ни ругались, нас еще очень нескоро пригласят поиграть на серьезной площадке — такой, как поле в Боньё.
Игра в boules очень проста, и любой новичок может получать от нее удовольствие с самого первого дня. Сначала на поле выбрасывается небольшой деревянный шар, cochonnet. У каждого игрока имеется по три стальных шара с особым травленым узором, чтобы не путать их, и в конце раунда выигрывает тот, чей boule окажется ближе всего к cochonnet. Существуют разные способы подсчета очков и местные варианты правил, из чего принимающая команда обычно извлекает немало пользы.
В тот вечер игра велась на нашей площадке и потому подчинялась люберонским правилам:
Любой игрок, не имеющий в руке стакана с выпивкой, автоматически дисквалифицируется.
Все запрещенные приемы разрешены.
Споры относительно расстояния до cochonnet обязательны. Ничье решение не считается окончательным.
Игра останавливается с наступлением темноты, но только в том случае, если победитель уже выявлен. Если такового не имеется, соревнование продолжается вслепую до тех пор, пока при помощи фонарика не определится победитель или пока cochonnet не признается безнадежно потерянным.