Ещё один поцелуй
Шрифт:
– Думаю, тебе сейчас лучше уйти, Оскар. Мой график забит под завязку, и я удивлюсь, если твой – нет, – сказал отец, а меня снова восхитила вежливая сдержанность папы.
Дядя Оскар оскалился и бросил на меня очередной оценивающий взгляд.
– Твой телохранитель будет восстановлен в должности. И если я еще хоть раз увижу фото твоего зада на первой газетной полосе, отправлю тебя в Великобританию. Видит бог, школа-интернат не смогла вдолбить в тебя дисциплину, но ссылка поможет!
И, покосившись на меня, Оскар наконец-то покинул столовую. Когда за ним захлопнулась
– Это было… – начала Елена.
– …ужасно, но ожидаемо, – сухо закончила Пенелопа.
Елена бросила на сестру сердитый взгляд, прежде чем заключить меня в объятия, которые едва не сломали мне спину. Ее любовь всегда была немного пылкой.
– Не слушай ее, – пробормотала Елена мне на ухо, пока я ласково обнимал ее в ответ.
– Никто не осмеливается так общаться с дядей Оскаром. Даже отец. Только ты. Я горжусь тобой.
– Вообще-то, именно поэтому я хочу, чтобы ты избегал двусмысленных ситуаций, Прескот, – вздохнул папа. – Жизнь у нас напряженная, зачем постоянно идти напролом? Кроме всего прочего, что это за история с телохранителем? – С каждым словом отец говорил все тише: похоже, у него пересохло в горле. Он был прямо как воздушный шар, который сдувается у вас на глазах.
Елена сразу переключилась на отца, заключив его в такие же крепкие объятия, способные переломить кости.
– Все в порядке, дорогая, – выдавил папа, ласково похлопывая дочь по макушке, чтобы она отпустила его.
– А охранник… – фыркнул я, пренебрежительно указывая подбородком на газету, лежащую на столе. – Кто, по-вашему, сделал замечательные фото? Насколько я помню, поблизости никого не было, пока внезапно не прибежал Колдвин и не сказал, что потерял нас из виду.
– То есть он сделал фото и подсунул снимки прессе? – спросил папа.
– Это же смешно, – буркнула Пенелопа.
Я раздраженно пялился на них.
– Только не говорите, что вы удивлены, – возмутился я, наехав на родных сильнее, чем хотел. – Все во дворце работают на дядю Оскара. Вас не смущает, что на фото я один? Нигде нет Эванджелины! Фотографии нашей семьи часто появляются в желтой прессе. На них только мы! И снимки, конечно же, могли быть сделаны лишь телохранителями или дворцовым персоналом.
– Мне тоже не нравится охрана во дворце, – вставила Елена и принялась грызть ногти, покрытые темным лаком. – Секьюрити постоянно крутятся вокруг нас.
– Они просто делают свою работу, вот и все, – возразила Пенелопа, как всегда, прагматично.
– А я считаю, что они шпионят за нами ради дяди Оскара, – не согласилась с сестрой Елена.
– Кроме того, в этом есть смысл, – мрачно заметил я. – Оскару выгодно представить нас перед народом не в лучшем свете. – Я стиснул челюсти, а Пенелопа с папой одновременно закатили глаза.
– Пока не выяснится, кто займет престол, мы должны участвовать в игре, – устало сказал отец. – Это касается и телохранителей.
Я скрестил руки на груди.
– Тогда мне нужен охранник, не работающий на дядю Оскара, – решительно объявил я. – Хочу доверять своему личному телохранителю.
– Желаю
Я злобно сверкнул глазами.
– Что-нибудь придумаю.
Пенелопа приподняла бровь.
– Неужели ты знаешь охранное агентство, способное без высочайшего разрешения предоставить тебе секьюрити? Да еще и неподкупного?
– Нет, – признался я, почесывая подбородок. Мне никогда не приходилось иметь дело с чем-то подобным. У меня внезапно появилась куча серьезных проблем, с которыми прежде не доводилось сталкиваться. Но, наверное, так оно и случается, если вдруг нужно научиться нести ответственность.
– Хотя, возможно, я знаю того, кто мог бы помочь, – переиграл я.
– Кто же он? – пробурчала Елена.
Я колебался.
– Кузен Алекс. Он рассказывал мне о каком-то крутом телохранителе. Алекс учится в университете и…
– Хватит, Прескот, – перебил меня папа, привычно поправляя очки. – Сейчас ты ничего не сделаешь. У вас все готово? Рейс в Ванкувер – через два часа. Плотный график трещит по швам. Парламент собирается через несколько дней – и вы нужны мне. – Он укоризненно посмотрел на меня.
– Я упаковала необходимые вещи еще три дня назад, – сказала Пенелопа.
– А я сегодня собралась, – добавила Елена, что-то печатая в телефоне.
Отец не отводил от меня взгляда.
– Я… я уже иду собираться, – пробормотал я и провел рукой по волосам.
– У тебя один час, Прескот! – крикнул мне вслед папа.
Я махнул рукой в знак того, что услышал его. Возможно, мне удастся подкупить горничную, чтобы она собрала мои чемоданы, пока я прилягу.
Прескот
Дворец королевской семьи с незапамятных времен являлся собственностью Блумсбери. Здание, построенное из светлого песчаника, было мне настолько знакомо, что я давно запомнил местонахождение любой из вмятин. Некоторые были оставлены мною, когда я, будучи трехлетним ребенком, катался на велосипеде и порой врезался в стену. Я мог сказать, в каких трещинах запрятан косячок. И мне было известно, что люстра на втором этаже – дешевая копия, а оригинал… ну, злополучным образом разбился, что нужно было поскорее скрыть.
Тем не менее во дворце никогда не царила домашняя атмосфера, как, впрочем, и в семейном владении в Ванкувере. Но я слишком долго жил в интернате в Великобритании и, возможно, мог преувеличивать. Те годы до сих пор преследуют меня как кошмар, который всегда начинался заново, когда я возвращался в Англию из Новой Шотландии или Ванкувера по окончании летних каникул.
После двенадцати лет ада в интернате я недолго лелеял надежду начать новую жизнь – ту, которая нравилась мне. Жизнь, в которой я любил себя, участвовал в клубных мероприятиях в университете Ванкувера и жил в общежитии. Однако блаженствовать мне довелось всего лишь полгода. Потом умер дедушка – и с тех пор существование свелось к обязанностям и принуждениям, которые следовали за мной, как тени медленно обвивающие и сдавливающие мою шею.