Еще один шпион
Шрифт:
– Простите, – сказал Родион, – но я...
– Все правильно, приятель, – сказал мужчина, включая двигатель. – Ваш друг не смог приехать, он извиняется. Садитесь. Придется немного прокатиться.
Родион сел. Они выехали на бульвар Шуази, пересекли бульвар Периферик, который служил границей города, потом долго кружили по улочкам с односторонним движением – казалось, водитель заблудился. А может, он нарочно ездил кругами. В конце концов машина остановилась около длинного шестнадцатиэтажного дома, который живо напомнил Родиону московские микрорайоны, Бутово какое-нибудь. Тесный грязный двор, бетонные «карманы» для мусорок, забитые старыми машинами парковки. И целые
Уступая место какой-то развалюхе, водитель загнал машину прямо на пешеходную дорожку.
– Во-он, ближний отсюда подъезд, квартира 146, – сказал он, для верности показав пальцем, куда следует направляться. – Там ждут.
Родион опять засомневался было, он хотел уточнить на всякий случай, кто именно там ждет его и зачем. Но водитель поторопил:
– Идите, идите, не стойте. Все правильно.
– Что правильно?
– Квартира 146, – повторил водитель.
Родион поднялся на второй этаж. Длинный коридор общажного типа. Где-то ревела музыка, слышались громкие голоса. Дверь, которая была ему нужна, находилась в самом конце коридора. Стену рядом с ней, небрежно захватывая кое-где и дверное полотно, покрывали какие-то аляповатые надписи, аббревиатуры, выполненные из баллончика. Родион позвонил. Сразу щелкнул замок, дверь отворилась. На пороге стоял Боб с пустым стаканом в руке.
– А, заходи. Можешь не разуваться, здесь и так сарай.
Он отступил в глубь квартиры, помахал стаканом, приглашая за собой.
Здесь было пусто, голо и грязно. Пол покрывал потрескавшийся линолеум, на стенах кое-где висели постеры с иероглифами и незнакомыми узкоглазыми киноактерами, но по большей части не было ничего, даже обоев. В гостиной стояли три довольно приличных кресла, между ними – разложенный наполовину теннисный стол. Бутылка виски, стакан, вскрытая банка с жареным арахисом. Да, и две ракетки для пинг-понга.
– Не очень, да? – Боб налил себе виски, протянул бутылку Родиону. – У меня все по-простому, не пугайся. Романтический минимализм. Ты садись, садись. Стакан чистый, сам мыл. В холодильнике, кажется, гамбургеры какие-то валяются – будешь? На кухне даже микроволновка есть, можно разогреть.
– Нет, спасибо, – сказал Родион.
Он сел, налил себе. Хмыкнул. Потом не удержался, рассмеялся.
– Ты чего? – Боб поднял брови.
– Сперва подумал – это твой корпункт. В целях экономии редакционных средств как бы. Потом подумал – нет, не может быть, все-таки «Вашингтон Пост». Тогда, наверное, какая-то блатхата под прикрытием. Ну, где ты назначаешь встречи всяким там «источникам». Наркота, бандиты, проститутки, все такое... Угадал?
– У цветных это считается приличный квартал, между прочим, – сказал Боб. – А этот дом они с уважением именуют «Доллар». Это при всей их нелюбви к Америке, заметь. Я прикупил квартирку в «Долларе» – звучит, а? А ты – блатхата, блатхата... Все не так просто, как кажется.
Он взболтнул виски в стакане, улыбнулся Родиону.
– Ну что, за твое благополучное прибытие, Роди. Как там поживает Семаго? Вы познакомились? Предались воспоминаниям?
– Да. Конечно. Все отлично.
Боб кивнул, выпил.
– Я рад.
Он поставил стакан на стол, сел в соседнее кресло, спросил:
– В Москве будете видеться?
– Звал. На Наташкин борщец под укропную настоечку. И вообще – дружить домами.
– Наташкин? А-а, его подружка. Как она тебе, кстати? Ты ведь у нас падок на зрелых да
– Ну, ей еще далеко не пятьдесят, – в тон ему ответил Родик. – И она далеко не мадам Дюпарк.
Боб опять кивнул, будто услышал что-то чрезвычайно важное. Но развивать тему не стал.
– Ты мне очень помог, – сказал он.
Родион поднял на него глаза.
– Брось. Чем же я тебе помог?
– Понимаешь, Роди... Есть некоторые вещи, которые не рассказывают даже близким друзьям, родителям, любимым девушкам, женам, родным детям и так далее. Только коллегам.
– Журналистам, наверное? – Родион сделал непонимающее лицо.
– Нет. Я имею в виду другую организацию. Другую. – Боб сделал паузу, наклонился, поставил стакан на место. – Эти люди давно интересуются твоей судьбой. Они очень заинтересованы в том, чтобы у тебя все было хорошо. Всё. Понимаешь?
Родион молчал.
– Ты и сам в этом заинтересован, конечно, Роди. Ты умен, трудолюбив. Ты талантлив. Но не всего можно добиться трудом и способностями, ты это понимаешь. Именно они сделали так, чтобы ты мог получить степень и хорошую работу.
– То есть... – медленно проговорил Родион, – если бы не эта загадочная организация, докторантуры мне было не видать. Я правильно понял?
– Ну-у... Нельзя сказать, чтобы на все сто процентов. Есть погрешности, флюктуации всякие... Мы ведь живем в реальном мире. Но за девяносто девять процентов я могу ручаться. Хочешь, покажу тебе пятилетнюю статистику по докторским степеням в юриспруденции среди иностранцев? Арабы, румыны, немцы, американцы – не имеет значения. Так вот: полтора человека на сотню рожденных во Франции. Это при том, что за последнее десятилетие есть некоторый рост.
– И эти полтора иностранца, конечно, находятся под покровительством вашей организации?..
– Думаю, это не имеет значения, Роди. Я могу сказать тебе так, могу сказать эдак – ты что, пойдешь проверять? Брось заниматься ерундой. Давай сосредоточимся на главном. Есть организация, есть ты. На самом деле вы уже несколько лет сотрудничаете при моем посредничестве. Цюрих, хлебосольный Борис – помнишь? И Краков тоже, и Страсбург... Да-да, никакой журналистикой там и не пахло, как ты тогда уже, наверное, догадывался. Догадывался ведь?.. Ладно. Но это был как бы испытательный срок, притирка, проверка способностей. У нас ведь очень большой конкурс, Роди. И жесткий отбор. Поверь, попасть к нам на самом деле куда труднее, чем в комитет Совета Европы или, скажем, в адвокатскую контору с мировым именем. Да, множество людей работает на нас, оказывает услуги и все такое прочее. Но – втемную. Их у нас так и зовут: «черный корпус». Официальное сотрудничество с оплатой по тарифу «А» предлагают единицам. Я достаточно ясно выразился?
Родион поднял стакан и обнаружил, что тот как-то незаметно опустел. Он даже не помнил, как выпил его. И страшно, страшно хотелось выпить еще. Волновался. Сам не ожидал, что будет так волноваться. Посмотрел на бутылку. Он мог бы и сам подлить себе, но боялся, что руки задрожат, выдадут его. К счастью, Боб все понял, взял бутылку и наполнил ему стакан до половины. У Боба руки не дрожали.
Родион сделал большой глоток, спросил:
– Что такое тариф «А»?
– Честно говоря, сам толком не знаю, – Боб негромко рассмеялся. – Коэффициент три целых и сколько-то там десятых, где за единицу берется тариф «Б». А есть еще «Ц», «Д», «И»... даже, кажется, «Ф»... Да брось. Это хорошие деньги. Настолько хорошие, что люди задают такой вопрос всего один раз, а потом просто перестают думать о деньгах вообще... Для этого, правда, им приходится работать.