Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн)
Шрифт:
Суд вызывает королеву — ей предстоит держать ответную речь. Судебный глашатай выкликает ее имя — один раз, второй, третий, но она делает вид, что не слышит, хотя глашатай стоит прямо рядом с троном и кричит на весь зал. Она поднимается, идет по залу, голова высоко поднята, направляется прямо к Генриху, сидящему на своем троне. Опускается перед ним на колени. Анна выглядывает из-за занавеса, шепчет: „Что она себе позволяет? Не может она это сделать“.
Я прекрасно слышу слова королевы, хотя мы прячемся в самом дальнем углу. Каждое слово доносится
— Увы, сир, — начинает королева ласково, как будто они в зале только вдвоем. — Чем я вас так оскорбила? Призываю Бога и всю Его землю в свидетели, что была вам верной, смиренной и послушной женой. Вот уже двадцать лет я вам верная жена. И прижили вы со мной множество детей, хотя Господу было угодно призвать их к Себе. И когда вы впервые мною обладали, я была девицей, которой еще не касался ни один мужчина.
Генрих ерзает на подушках, глядит на председателя суда, как бы давая ему знак прервать королеву, но она не сводит глаз с лица мужа.
— Правда ли это, пусть решает ваша совесть.
— Не может она такого делать, — шипит Анна, глазам своим не веря. — Ей полагается звать своих юристов, пусть предъявляют доказательства. Не может она прямо так разговаривать с королем.
— Не может, да разговаривает, — отвечаю я.
В зале суда царит полнейшее молчание, все, затаив дыхание, слушают королеву. Генрих откинулся на спинку трона, бледен от смущения. Он похож на жирного испорченного мальчишку, которого распекает истинный ангел. Я вдруг сообразила, что одобрительно улыбаюсь, чуть ли не подмигиваю ей, хотя именно мое семейство причиной того, что ей приходится выступать в этом суде. Она, Екатерина Арагонская, говорит за всех нас, женщин всей страны, добрых жен, которых нельзя прогнать из-за того лишь, что мужу приглянулась хорошенькая мордашка, всех женщин, которые только и знают, что кухню, спальню, церковь да детишек, за всех женщин, что заслуживают большего, чем мужнины капризы.
Екатерина призывает в свидетели Господа и закон, а когда кончает говорить, в зале поднимается шум. Кардинал стучит молотком, требуя порядка, судебные приставы кричат, волнение охватывает людей, собравшихся снаружи, на улице, у закрытых ворот монастыря. Все передают из уст в уста слова королевы, только и слышны, что шумные протесты и крики в поддержку Екатерины, истинной королевы Англии.
А Анна рядом со мной разражается слезами, и смеется, и плачет одновременно, клянется сама себе:
— Или я из-за нее умру, или она из-за меня! Господи, пожалуйста, дай мне увидеть ее гибель прежде своей.
Лето 1529
Да, это лето должно было стать летом ее победы. Кардинал Кампеджо заседает в суде, слушая дело по признаю брака королевы недействительным, в решении никто не сомневается, что бы там ни говорила столь красноречиво и убедительно королева. Кардинал Уолси теперь самый лучший друг и главный покровитель Анны. Король, пылая любовью,
Но Анна все равно не рада. Стоило ей услышать, что я собираюсь в Гевер на лето — побыть с детьми, примчалась в комнату, словно за ней по пятам гнались все силы ада.
— Не можешь ты меня оставить, пока длится судебное разбирательство. Ты мне здесь нужна. Рядом.
— Анна, мне тут нечего делать. Я не понимаю и половины того, что они говорят, а что понимаю — слушать не хочу. Обсасывают до косточки, что там принц Артур сказал на другой день после свадьбы, обсуждают сплетни служанок с доисторических времен. Не желаю я этого слушать, полная белиберда.
— Думаешь, мне интересно?
Мне бы догадаться, к чему это все идет. Такой уж у нее был голос.
— Тебе надо туда ходить, ты всегда будешь при дворе, — попыталась я ее урезонить. — Но они ведь скоро закончат. Признают, что королева была замужем за принцем Артуром, их брак был действительным, значит, ее брак с королем никуда не годится. И тогда дело сделано. Зачем тебе понадобилась я?
— Потому что мне страшно, — внезапно вырвалось у нее. — Я боюсь. Все время боюсь. Не можешь ты меня сейчас оставить одну, Мария. Ты мне нужна.
— Анна, Анна, чего ты боишься? В суде не произнесут ни слова правды, правда никого не волнует. Там все будет, как скажет Уолси, а он предан королю до мозга костей. Да и Кампеджо тут по приказу Папы, а тому только и нужно, чтобы все поскорее закончилось. Перед тобой прямая дорога. Не хочешь быть здесь, во дворце, — переезжай в новый дом в Лондоне. Не хочешь спать одна — так у тебя шесть фрейлин. Боишься, что король увлечется какой-нибудь новой девчонкой, — прикажи ему отослать ее от двора. Он для тебе сейчас все сделает. Сейчас всякий для тебя все, что ни пожелаешь, сделает.
— Кроме тебя! — Она не могла сдержать своей злости.
— А мне для чего стараться? Я просто еще одна сестричка Болейн. Ни денег, ни мужа, ни будущего, во всем от тебя завишу. Ни детей, если только милостиво не позволят с ними повидаться. Ни сына… — Мой голос на мгновенье дрогнул. — Но мне разрешили съездить и побыть с ними, и я поеду. Тебе меня не остановить. Никакая сила меня не остановит.
— А как насчет короля? — пригрозила сестра.
Я повернулась к ней, в голосе металл:
— Послушай, Анна. Если ты его подучишь запретить мне видеться с детьми, я повешусь на твоем новом шитом золотом кушаке в твоем новом лондонском доме, и тебя обвинят в моей смерти. Кое с чем и тебе не стоит играть. Даже тебе меня не остановить — я это лето проведу с детьми.
— С моим сыном, — поправила она.
Тут мне пришлось проглотить свою ярость, не дать себе волю, а то бы лететь ей сейчас из окна, сломать бы ей свою самодовольную шею на каменных плитах нижней террасы. Я глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки.