Эсхатология
Шрифт:
– Долой! Как он смеет приказывать! Убирайся обратно в Ург, безумец! Ишь, что придумал! Мор – всего лишь сказка, бред, он хочет нашей погибели, прочь отсюда!
Дмитр побледнел и стиснул в кулаке свой медальон, но в целом не потерял присутствия духа, желваки резко выступили на впалых щеках. Казалось, наставник неприятно поражен неожиданно дерзкой отповедью, но не сбит, не напуган, и сейчас ринется в атаку. Но тут на сцену выступил пожилой воевода, почтительно, и вместе с тем решительно отодвинув Дмитра. Седой ветеран Рей был облачен в меховую накидку, под которой грозно смотрелся полный доспех из крупных металлических пластин с кругом – гладко отполированным
– Можете не верить жрецу, но верьте мне, – прорезал гам его уверенный бас. – Град тот действительно существует, и уважаемому наставнику доподлинно известна дорога. Грядут игрища священные и необходим материал, и хотя я должен с прискорбием констатировать, что в последние годы в практику вошли постыдные полуразбойничьи набеги на соседей, шакальи укусы и трусливые засады, а то и вовсе используются преступники, делам постыдным сим должен быть положен предел. Мы, прежде всего мужчины и воины, так стоит ли марать честь свою, и честь рода, в котором почивший князь – первый? Поход Веры – это не просто чья-то прихоть, это восход к старинной славе, это очищение, это победа!
Слушатели потрясенно молчали, зачарованные пламенным выступлением старого вояки, некоторые пустили слезу умиления. Наконец голос подал круглолицый богатырь, приземистый и грузный, в летах, но все еще опасный на поле брани как опытный бык – вожак.
– Я полностью согласен с тобой командир, что касательно изнеженности нынешней молодежи и недостатком доблести. Лично я считаю, что Грезящему Богу наплевать, даже если все мы помочимся на его алтарь, так любезно установленный приезжим жрецом в центре лагеря. Да, нам нравиться хорошая еда и игра, добрая сеча, да пышная девка, хотя, кому-то и юноши, – он покосился в сторону, вызвав смешки присутствующих, равно как недовольные возгласы, – но добровольно соваться места, проклятые и забытые еще с Эпохи Становления Богов – кол тебе в тощий зад, уважаемый господин жрец!
Раздался одобрительный гул, соратники хлопали по плечу оратора и смеялись над его шуткой. Однако Дмитр не повел и бровью.
– Что ж, по-солдатски не затейливо и грубо, но справедливо! – выкрикнул он. – Все же я взываю и к вашей алчности! Кто же не слышал о неисчислимых сокровищах, что копили давно обратившиеся в прах короли Мора, пока чума не истребила нечестивый их род? Кто не мечтал вскрыть священный могильник, где некогда тысячи служителей поклонялись божественному трупу, куда из завоевательных походов стекались бесценные богатства и диковинки? Оставить все стервятникам и гнили, или вы боитесь того, что оказалось под силу жалким мародерам, угнездившимся на древних развалинах?
– Ни за что! Ложь! Бред! Вперед!– мнения разделились, все пытались говорить разом и перекричать друг друга.
Отступив к князю, Дмитр удовлетворенно наблюдал за гвалтом, рискующим перейти в потасовку, так как некоторые из горячих голов уже хватали друг дружку за шкирки.
– Погодите, уважаемый Рей, пусть немного выпустят пар, – Дмитр успокаивающе накрыл ладонью мозолистый кулак воеводе готовый метнуться к сабле.
– А ловко вы там у себя на севере научились сеять смуту, взывая к низменным чувствам, – глухо проворчал воевода. – За вами глаз да глаз нужен.
– Непосвященный разум падок до суетных чувств, – притворно вздохнул жрец. – Правда, же в том, что стираются границы и громоздятся небылицы, но истинный путь начертан кровеносными сосудами в жилах Грезящего Бога, и он ведом жрецам Его. Да, он пролегает по местам великих трупосожжений той расточительной
– Настоятель моего дядюшки лукавит, как же тогда догмат веры о том, что бытие лишь иллюзия, почему внушает тягу к презренной трухе сокровищ, а не говорит о просветлении? – в пол голоса заметил Сандр.
Дмитр с интересом посмотрел на него.
– Но ведь и ваши еретические верования чем-то схожи, чистая философия и хромое блуждание, все, так или иначе, вертится вокруг земли, этой плоти дряхлого демиурга, который так стар, что умрет, если вдруг проснется, а мы с вами, да и вся реальность – не более чем огоньки в его затухающем сознании. Но разве эта прекрасная навеянная иллюзия не стоит того, чтобы за нее бороться, за возможность мыслить и освобождаться, осязать, любить и быть любимыми?
– Верь мне, – продолжал уговаривать жрец, склоняясь к юноше, – я пекусь не только о пробуждении души, но и о твоем, князь, процветании. Этим походом ты заложишь основу великого государства, навяжешь кабалу развращенным народам, и кто знает, может, в конечном итоге, станешь в один ряд с императорами прошедших эпох, восстановив рухнувшие границы от скованного льдом океана на севере, до кипящего на юге. Наследником тех эпох, когда чума еще не пришла в столицу ойкумены, превратив ее в призрачный град Мора.
Сандр глубоко вздохнул и прикрыл глаза. В царящем гвалте ему вновь послышалась отдаленная поступь марширующих легионов, рокот барабанов и звон оружия, струящаяся река позолоченных шлемов вливалась в пишущуюся историю. Как близок он сейчас к исполнению заветных мечтаний. Но что это, неужели эти ослы леностью своей и скудоумием похоронят проблеснувшее будущее?! Все пойдет прахом? Деградация да запустение, и презрительный взгляд обожаемых карих глаз, ранящий, но бесконечно милый. Кровь тяжело пульсировала в ушах, заглушая все звуки.
– Довольно! – закричал он. – Прекратите вы все! Возможно, не всем присутствующим известно, что ранним сиротством я обязан «нерожденному». Несчастливая случайность, что поделать, один шанс из тысячи, пренебрежительно отмахнетесь вы. А для меня именно месть круто изменила жизнь, стала самоцелью, я видел окружающий меня мир черно-белым и плохо различал оттенки. Едва окрепнув, будучи еще, в сущности, мальчишкой, каждое новолуние я бродил по рощам и разыскивал коконы «нерожденных», эти вскакивающие гнойники на божественном челе. А с каким непередаваемым наслаждением увесистый булыжник пробивал их вязкую скорлупу, превращал в кашу гнусные зародыши! Я съедал их органы сырыми, впитывая силу и туша клокочущую ненависть, – Сандр перевел дух, слова, изрекаемые холодным, дрожащим от едва сдерживаемой ненависти голосом тяжело падали, как звенящие металлом бруски, погребая возражения, подчиняя. – Однажды наставник отвел меня в лес, чтобы показать такой кокон, появившийся в неурочное время. Сидя на пеньке, он говорил, что ненависть моя бессмысленна, что отсюда может одинаково появиться как преданный друг, который в будущем, возможно, не раз спасет мою жизнь, так и заклятый враг, который непременно ее отнимет, и что человек сам скульптор реальности. Затем он ушел, оставив размышлять над сутью бытия. Что ж, может, я воспринял его слова чуточку буквально, только в усадьбу я вернулся с окровавленным кинжалом. Так вот, подумайте, если я не пощадил потенциального спасителя, то что я сделаю с вами, ленивыми скотами, если вам вздумается стяжать предначертанную мне с рождения славу!