Эскадрилья всемирной коммуны (сборник)
Шрифт:
— Я дал клятву не говорить никому до конца…
— До конца? — многозначительно подхватил слово Курковский.
— Ты запугиваешь меня? Ничего не выйдет.
— Выйдет, проклятый старик! Предупреждаю тебя, что весь завод будет взорван. Нужно спасти машину. Нужно спасти и синий камень. Вокруг тебя измена. Титов подкуплен. Твоя дочь — моя любовница. Сдайся, старик. Ты сыт жизнью. Отдай мне счастье, дай мне кусок славы. Я хочу золота, почестей, ты не умеешь ими пользоваться, ты — холуй до конца, несмотря на гениальные мозги и гениальные удачи!
— Сумасшедший! — крикнул Пеллеров, — тебя расстреляют.
—
Титов выскочил из угла. В этот миг прозвучал выстрел. Титов увидел на полу Юлию. Она успела вбежать и заслонить отца.
Курковский дрожал в исступлении. Титов выстрелил в него, почти не целясь.
Две кровавых лужи растекались по полу. Пеллеров осматривал рану Юлии. Титов выстрелил еще раз в бившегося на полу Курковского. В то же время под руководством Вардина хватали других участников нелепого ордена «Твердый знак».
10. Эскадрилья «Союза Золота»
Седьмого ноября в тридцатую годовщину Октябрьской революции снялась с места эскадрилья «Союза Золота». В то же время двинуты были через границу С. С. С. Р. дивизионы сверхтанков, истребителей и негритянских бойцов. В армию Капитала записывалась добровольцами вся знать, много дам высшего света сменили прозрачные декольтированные платья на военные френчи. Река золота хлынула, чтобы затопить голоса протеста. Миллионы и миллионы пудов чугуна, стали, меди — катились на колесах, летели на крыльях, плыли по воде, чтобы задушить Союз Советских Республик.
— Ни одного пленного!
— Перепахать заново Восток!
— Сравнять с землей Кремль!
— Каждый гуманный поступок по отношению к коммунисту — измена!
Вот лозунги, выброшенные черными полчищами в этот день.
Предполагалось пустить автоматы-истребители, которые движутся и истребляют, пущенные в ход, в течение суток.
Кто-то писал статьи о необходимости заразить всю Азию чумой. Советовали выжигать города, бросая горючие вещества из аэротанков. Аристократки растлевали войска, устраивая вакханалии, крича:
— Мы отдаемся каждому, кто идет драться с ненавистными советами.
Гнилая волна изжившей себя культуры катилась на крепкие форты С. С. С. Р. И поэтому общее смятение охватило жителей Союза Республик, когда пронесся слух, что красную армию разоружают, что войска пойдут на фронт без оружия, с обозами и вереницей поездных платформ.
Старик Пеллеров в черной кожаной куртке, в шлеме и маске, болтавшейся на груди, походил на какого-то выходца с другой планеты. Около него ни на шаг не отстают телохранители Титов, Варя и несколько рабочих-дружинников.
Заводы прекратили свой грохот. Словно затихли, чтобы слушать слово своего вдохновителя — Пеллерова. Не верещат лебедки, не дымят сердитые трубы. Смолкло пение стали и ход затих станков. Толпы рабочих провожают летчиков. Маленький отряд аэротанков должен встретить буйный поток врагов.
Все настроены торжественно, празднично. Только Юлия лежит в постели, в жару. Около нее сидит старая Максимовна, бормочет старые слова. Юлия не знает, ни какое число сегодня, ни какой день. Юлии доктора запретили волноваться, думать. Юлия не знает, что сегодня — ребро, перелом, что с сегодняшнего дня начинается новое, чего вовсе не понять старой Максимовне.
— Максимовна! Скажи — жив он, Курковский? Скажи только слово: жив? Нет? Впрочем, все равно, мое дело конченное, противно жить. Могла я увидеть другую, яркую явь — но не хватило храбрости перешагнуть через труп отца — приемного отца. А теперь мое дело конченное. Правда, Максимовна?
Плачет старуха, заливается. Двери притворяет плотно, чтобы не услышала Юлия шуму и говору.
Пеллеров говорит речь. Какой он оратор? Говорить он не мастер. Слова у него не ложатся рядом, громоздятся одно на другое. Но это только вначале. Только дайте ему раскачаться, дайте ему разгорячиться, старик еще покажет себя.
Ну и толпа собралась на плаце!
Вардин у радиотелефона — принимает сообщения о движении вражеских войск.
Как только прибудут эскадрильи черных пилотов к линии границ — Пеллеров должен сняться с места.
— Товарищи! — говорит седоволосый изобретатель. — Рабочий выдумал эту штучку, рабочий сделал ее, отлил, рабочий же добыл из земли нужные материалы. Штучка эта — аэротанка системы «Це», но не в ней дело. До вчерашнего дня мои дочери даже не знали ничего ровнехонько, чего дочери — мало знал об этом реввоенсовет. Знало во всем Союзе об этом шесть-семь человек. Это — синий камень. Сегодня я о нем могу говорить, как будто это полено. Теперь не страшно. Теперь враг ничего изменить не может. Наша Армия разоружается, переформировывается в рабочие дружины. Потому что, товарищи, работы предстоит много.
Пятьдесят лет, а то и сто, пожалуй, человечество портит сталь, уголь, силы, деньги на устройство машин истребления. Эпоха капитализма — это эпоха пушкарей и отравителей. Все подлости, какие могла придумать человеческая фантазия, пущены капитализмом в ход. Теперь мы порешили: конец. И я вам расскажу простую систему моей выдумки. Синий камень, это состав, случайно полученный при взрыве. Враги хотели уничтожить одно отделение завода. И они принесли себе смерть. В пожарище я и мои ученики искали остатки ценных веществ, хранившихся в погибшем здании. Нашли сплав. Исследовали. И вот случилась эта история: исследователи — мои ученики — погрузились в сон, в летаргический сон. Оказалось, при особой реакции сплав этот излучает синий свет, усыпляющий в короткое время все живое, попавшее под его лучи. Правда, несложно? Так вот и весь секрет, Я сейчас полечу, надену маску, чтобы не попали лучи ко мне. Ну, и тово…
Пеллеров сделал широкий жест.
— И тово!
Гремят оркестры, двигаясь к фронту впереди рабочих дружин. Седьмое ноября 1948 года — памятный день — великий субботник, великая уборка земли! Тысячи и сотни тысяч и миллионы людей ворошились по всей земле. Радио расшвыривало по земле путаницу вестей, приказов, обличений. Плакаты и воззвания к населению, пахнувшие типографской краской, разъясняли причину разоружения красной армии. Местами пытались создать панику. Но те же плакаты и воззвания, пахнувшие свежей типографской краской, сообщили, что части, охраняющие города, милиция и территориальные войска разоружены не будут. Население призывалось к спокойствию. В каждом городе, поселке, селе говорилось о синем камне, когда воздушный отряд снялся с плаца и со скоростью 500 верст в час полетел на запад.