Эскорт для чудовища
Шрифт:
— Угу. Пока.
Пока внимание Майи полностью захвачено подарком, я тихо выскальзываю в коридор и спускаюсь вниз. В холле, из-за того, что мне кажется, будто меня кто-то окликает по имени, я не глядя толкаю дверь и внезапно влетаю во что-то живое.
— Смотри, куда прешь, — раздается недовольный мужской голос. Я поднимаю взгляд и растерянно моргаю. В заросшем, не сильно опрятном человеке, больше похожем на побирушку, я узнаю Михаила. Он же меня — нет, потому что стоит ему рассмотреть мое лицо и фигуру получше, как он неожиданно
Я молча смотрю на него, пребывая в ступоре. Вот так неожиданная встреча.
— Чего застыла? — Михаил улыбается, — ты нормально? Или влюбилась?
— Зачем тебе Майя? — отмираю, наконец, я. Все радушие и веселье мигом сметает с лица мужчины, и его брови сходятся к переносице.
— А, блин, ты… как там тебя, Саша, что ли? Не признал. Зачем-зачем… дочь она моя. Дай пройти, а? Нет времени с тобой болтать.
— Ты ее с рождения не видел, — я хватаюсь за ручку двери, преграждая ему дорогу, — скажи честно — зачем тебе Майя? Я слабо верю в твои отцовские чувства. Тем более, мы оба знаем, что она — не твоя.
— И что? — выдает с наездом этот тип, а мне хочется закатить глаза.
— Даже испарившимся без вести родным отцам редко нужна дочь. Я должна поверить, что левый мужик воспылал к ней спустя годы отцовскими чувствами?
— Слушай, я левый мужик? Я в свидетельстве записан. Даже ее мамашка не в курсе была, от кого нагуляла ребенка. Отвались, короче.
— Я заплачу тебе, если ты отстанешь от Майи, — предлагаю внезапно я, и Михаил приподнимает бровь.
— Ну и сколько?
— Тысяч… семнадцать долларов, — мысленно подсчитываю я всю свою заначку вместе с деньгами от Смоленского. Михаил громко фыркает.
— Пф, хрень.
— Хочешь больше? Я знаю, что ты из-за наследства так вцепился в нее, — выпаливаю я, — у меня есть своя квартира и бизнес. Хочешь, отдам тебе?
Михаил внезапно прищуривается.
— Ты с диктофоном на меня компромат собираешь? Хочешь, чтобы я дочь продал? Еще раз: отвались. И дай пройти.
— У меня нет…
«Диктофона…» — не успеваю закончить я. В этот момент, Михаил, который ранее дергал ручку, пытаясь пройти мимо меня, внезапно ее отпускает и, размахнувшись, залепляет мне оплеуху. Со всей силы, как в мужских драках. Я в шоке хватаюсь за лицо. Щеку тут же начинает саднить, а в одном ухе неприятно звенит.
«Отлично. Он поступил, как идиот. Надо пойти и снять побои» — мелькает рациональная мысль, пока моя глупая и агрессивная часть мозга возмущенно визжит «Ах, он мразь! Расцарапай ему лицо! Избей сумочкой! Между ног ему дай! Ну!».
Я хочу было развернуться и молча направиться прямиком в полицию, как случается кое-что еще более неожиданное. Михаил не успевает уйти победителем. Пока я очухиваюсь, на его затылок внезапно ложится рука и со всей силы впечатывает голову придурка в стеклянную дверь больницы.
«Дзынь!» — оглушительно звенят
Я будто смотрю фильм в замедленной перемотке — как взмахивает руками Михаил, пытаясь вернуть равновесие, как Смоленский сгребает его за шкирку — то ли чтобы этот придурок не напоролся на остатки торчащих стекол, то ли чтобы продолжить его избивать… У Михаила нет шансов в этой битве. Кирилл налетел на него так стремительно, словно телепортировался.
— Кирилл Владимирович, не надо, — налетает следом на Смоленского Цербер-Антон, сгребая его за плечи вместе с Михаилом, — лучше не надо. Не надо.
«Да, это ты зря, Кирилл Владимирович» — с тоской думаю я, глядя на лицо Михаила, которое явно пострадало при столкновении с дверью. Потом медленно поднимаю глаза вверх: ну, конечно. На крыльцо больницы направлена камера.
Второй Цербер, появившийся рядом, помогает Антону растащить этих двоих в разные стороны. Михаил при этом неудачно спотыкается и падает.
— Да это родственники наши сцепились, — поясняет Антон выглянувшему охраннику, — все в порядке. Перебрали немного. Мы их домой сейчас отвезем. Извините.
— А-ага, — тянет охранник, — а за стекло кто платить будет?
— Мы заплатим. Тох, потом занеси им за беспорядок и стекло.
Охранник кивает, еще раз осмотрев нас, и, видимо, убедившись в платежеспособности, а после уходит. Я ошалело смотрю на Цербера, под ногами которого барахтается Михаил, пытаясь подняться. Когда ему удается выпрямиться на руках, приподняв корпус, Цербер внезапно незаметно и аккуратно наступает ему на пальцы.
— А-а, блин!…
— Не надо, — вырывается у меня. Я перевожу взгляд на Смоленского, который смотрит на Михаила так, словно его прямо сейчас закопает в крыльцо больницы, — Кирилл, его надо сейчас же отпустить.
Вместо Кирилла в разговор вклинивается Антон:
— Саш, ты че? С ним надо сперва поговорить. Серьезно прям. Это не дело — на женщину руку поднимать. Я бы ему и сам вшатал.
Я встряхиваю головой, чтобы уложить мысли и подхожу к Смоленскому. Потом отвожу его в сторонку. Он странно послушно следует за мной. Когда я останавливаюсь в десяти шагах от крыльца больницы, то внезапно понимаю, что держу его за руку, переплетая наши пальцы… я тут же нервно отдергиваю ее, сделав вид, будто мне приспичило поправить на себе одежду.
Ой, блин.
— Кирилл…это тот, кто записан у Майи в свидетельстве о рождении, — шепчу я, стараясь забыть о легком смущении, которое посетило меня в этот момент. Кирилл сверлит меня мрачным взглядом. Такое чувство, будто он не до конца спустил пар на этом Михаиле и сейчас очень недоволен, — понимаешь, что если ты сделаешь ему что-то, то он пойдет в полицию? Тебе не отдадут Майю! Он воспользуется шансом отвоевать ребенка.
— Да? — саркастично выдыхает Смоленский, — вряд ли ему позволят дойти до полиции, Саша.