Эскортница

Вечная Ольга

Разворачиваюсь и собираюсь присоединиться к разговору, но невольно замедляю шаг, поняв, что говорят обо мне.

Слышно плохо, я подхожу ближе. Почти подкрадываюсь, хотя это ужасно невежливо и неправильно.

— Мам, я больше никому не могу Алину доверить. Поэтому и привез сюда. Мне нельзя ее таскать за собой, примелькается еще.

— Ты точно всё решил?

— Не точно. Переиграть систему сложно, я ищу возможности, но пока глухо. Из-за нее Алины я дергаюсь и отвлекаюсь.

— Артём, поступай как знаешь.

Но она совсем юная же! Какая у вас разница? Пятнадцать лет! Это никуда не годится. Зачем ты ей нужен?

— Мне тридцать три, а не тридцать пять, — с легкой улыбкой поправляет он.

— Да знаю я, сколько тебе! День, вернее, ночь твоего рождения никогда не забуду. И папа бы не забыл — это сто процентов. Мы так тебя ждали. Округлила я немного, не суть важно. Девочке всего двадцать — вот в чем дело. Меня это беспокоит. Она не даст то, что тебе нужно.

Слова произнесены спокойным, но уверенным тоном. Это не попытка обидеть, а сухой взгляд со стороны. От того в тысячу раз больнее. Я сцепляю пальцы и замираю как вкопанная, слушая то, что мне не следует слушать.

Смотрю сквозь штору. Виктория Фёдоровна утонченным жестом подносит сигарету к губам, затягивается, выпускает дым изо рта. Артём выше головы на полторы. Стоит рядом, с чашкой кофе. Внешне они с матерью совсем не похожи.

— Мне хорошо с ней, — спокойно отвечает он.

— В постели?

Сглатываю: в постели как раз вряд ли. Алина и близко не сравнится с раскованной и легкой на подъем Галиной, лишенной права выбора и готовой отдаться в любую секунду. Алина ночами не трахается, она плачет из-за кошмаров.

Артём не перестает мягко улыбаться, но отвечает сухо:

— Так ты поможешь? Мам? Если нет, грош цена твоим словам, значит.

— Я же не знала, что вы встречаетесь. Одно дело — помочь твоей студентке, у которой проблемы с семьей и миром. Другое...

— Если нет, я увезу Алину обратно.

Следует пауза.

— Тебя самого ничего не напрягает? Что тебе хорошо с человеком, который младше почти в два раза. Она крошка такая — глаза одни и улыбка. Может, повод задуматься? Ты сам-то, видимо, по развитию недалеко ушел от второкурсниц.

Ранят ее слова. Она подкалывает сына и старается уязвить, но при этом неприятно именно мне. Я полюбила взрослого мужчину, но не смогла сократить дистанцию.

— Спасибо, — усмехается Артём, пропуская колкость мимо ушей. — Я знал, что могу на тебя положиться.

— Но обижать Алину я тебе не дам. Раз уж на это подписываюсь. Ты меня знаешь: если проникаюсь к человеку, то всей душой. Не до следующей твоей интрижки. Не нужно из моего отеля делать бордель.

В груди до боли давит. Я зябко обнимаю себя и впериваюсь глазами в пол.

— Я так обрадовалась, — продолжает Виктория Фёдоровна, вновь повысив голос, — когда ты согласился преподавать! Так престижно и весомо! Всем подругам рассказала.

И вот результат: дома девочка появляется.

Артём смеется. Его словно вообще не трогают слова матери. Никак.

— Маше скажи, чтобы не приезжала в этом году на Рождество. Нефиг ей тут делать.

— Я как вас держащихся за руки увидела, первым делом в голове отметила, что предстоит разговор с Машей. Что ж, так и сделаем. Маша обидчивая, но нестрашно, перебьется в Риме.

О Марии слушать точно не хочется. Я поднимаюсь обратно, а затем громко сбегаю по лестнице. Выхожу на террасу. Виктория Фёдоровна приветливо улыбается и жестом предлагает сигарету. Вежливо отказываюсь. Артём протягивает руку, и я иду к нему.

— Вот вы где, — произношу максимально нейтрально.

Сердце колотится быстрее. Мне было нормально. Просто нормально до этого момента.

Если проститутка, хоть и бывшая, живет в гостинице, превращается ли эта гостиница автоматом в бордель? Некоторые секреты жгут карманы.

— Поговорила со своими? — спрашивает Артём. Снимает куртку и накидывает мне на плечи.

Только и успеваю пикнуть:

— Мне не холодно... спасибо. Да, поговорила, всё хорошо. — Обращаюсь к Виктории Фёдоровне: — Еще раз спасибо, что приютили. Буду рада любой работе. Я могу убираться, работать официанткой, ходить за продуктами... Всё что угодно.

— В понедельник поедем на ярмарку, помощь не помешает. Нужно купить новые украшения для отеля. В этом году я хочу вернуться к желто-красным цветам. Да, это простовато, но, по мне, уютно. Как никогда хочется домашнего уюта и покоя. В этом году хорошо так всех потрясло.

— Я с радостью помогу.

Артём обнимает со спины, утыкается в макушку. Виктория Фёдоровна задумчиво смотрит на нас. Тушит окурок в пепельнице. Вновь хмурится. Под ее цепким взглядом я робею.

Поторопилась, решив, что Артём не похож на мать. Внешне — совершенно нет, но вот характером... Они точно друг друга стоят. Передо мной два резких, уверенных в себе, малоэмоциональных человека. Из той информации, что удалось собрать, можно сделать вывод, что Марк был совсем не таким. Напротив — легким, простым, веселым и болтливым. Им без него тяжко. Им сложновато даже общаться. Говорят фактами, не вмешивая чувства. Оба будто замерзшие.

Я обхватываю холодные ладони Артёма, грею.

— Схожу до ресепшена, — говорит Виктория Фёдоровна. Поворачивается ко мне, улыбается: — Алиночка, попроси Артёма всё показать. Чувствуй себя как дома. Я очень рада, что ты составишь мне компанию.

Мы обмениваемся вежливыми кивками. Оставшись с Артёмом наедине, смотрим вдаль. Вернее, я смотрю. Он — не знаю куда.

Так не хочется, чтобы он завтра улетал. С ним бы подольше побыть. Вот так стоять на холоде и смотреть вдаль. Верить, что Артёму тоже хорошо так стоять со мной.