«Если», 2003 № 08
Шрифт:
— Фостера? Пластического хирурга? Несчастный случай, ничего больше.
— Ну да, точно. А твоя мать была замужем за твоим отцом.
Последовала пауза.
— Хорнер, если ты позвонил, чтобы отпускать грязные шуточки, учти, мне не смешно.
— Ладно, мудрец ты наш. Если смерть Шалтая-Болтая и доктора Фостера — чистая случайность, скажи мне только одно: кто убил Робина Красношейку?
Меня никто и никогда не обвинял в избытке воображения, но сейчас я готов был прозакладывать голову, потому что буквально
— Ты, Хорнер. И я готов спорить на свой жетон, что так оно и есть.
В трубке запиликали короткие гудки.
Мой офис показался холодным и одиноким, поэтому я побрел в бар «У Джо» в поисках общества и выпивки.
Сорок семь сорок. Мертвый доктор. Жирняк. Робин Красношейка. Дьявол, да в этом деле дыр больше, чем в швейцарском сыре, и больше свободных концов, чем в рваном вязаном жилете. И каким образом сюда вписывается аппетитная мисс Болтай? Джек и Джилл — прекрасная из нас вышла команда. Когда все это кончится, может, нам удастся отправиться в уютный уголок Луи на холме, где никого не интересует, имеется у тебя брачное свидетельство или нет. Как называется это местечко? «Ведерко воды», вот как!
— Эй, Джо, — окликнул я бармена.
— Что угодно, мистер Хорнер?
Джо протирал стакан тряпкой, видавшей и лучшие дни. Только тогда она именовалась рубашкой.
— Ты когда-нибудь видел сестру Жирняка?
Джо задумчиво поскреб щеку.
— Не могу сказать… а у него была сестра? Эй, да у Жирняка не было никаких сестер.
— Уверен?
— Еще бы! Вот как раз в тот день, когда моя сестра родила первенца… я тогда сказал Жирняку, что стал дядей. А он только посмотрел на меня и вздохнул: «А вот мне, Джо, дядей не бывать. Ни сестер, ни братьев. Один я, как перст, и родни никакой».
Но если таинственная мисс Болтай не его сестра, кто же она тогда?!
— Скажи-ка, Джо, ты никогда не видел его с дамой, роста примерно такого, и формы у нее… — Я изобразил руками пару парабол.
— В жизни не встречал его ни с какими дамами, — покачал головой Джо. — Недавно он вроде бы закорешился с каким-то лекарем, но единственное, что у него было на уме — дурацкие психованные птицы и животные.
Я осушил стаканчик. Спиртное едва не сожгло мне небо. Напрочь.
— Животные? Я думал, он все это забросил.
— Нет: Пару недель назад явился сюда с целой стаей сорок, которых учил петь: «Ну разве это блюдо недостойно предстать пред Ммм, предстать пред Ммм?»
— Ммм Ммм?
— Да. Понятия не имею, кто это.
Я отставил стакан. Несколько капель огненной жидкости упало на стойку, с которой мгновенно полез лак.
— Спасибо, Джо. Ты очень помог мне, — поблагодарил я, вручив ему десятку. — Это за ценную информацию. Только не трать все сразу.
В моей профессии именно такие вот шуточки помогают вам сохранить
Еще один контакт — и все будет ясно. Я нашел телефон-автомат и набрал номер.
— Буфет Старой Матушки Хаббард.
— Это Хорнер, ма.
— Джек? С тобой опасно говорить.
— Ради старых времен, милая. Ты у меня в долгу, помнишь?
Как-то двое жалких, никудышных мошенников обчистили Буфет до последней крошки. Я выследил их и вернул пироги и суп.
— …Так и быть, но мне это не нравится.
— Ты знаешь все, что творится на фронте жратвы, ма. В чем смысл пирога с сорока семью сороками?
Матушка тихо и длинно присвистнула.
— Ты в самом деле не знаешь?
— Стал бы я спрашивать!
— Тебе не мешает почаще читать дворцовую хронику, лапочка. Совсем отстал от жизни.
— Ну же, ма, давай выкладывай!
— Случилось так, что несколько недель назад королю поднесли особенное блюдо… Джек! Ты еще здесь?
— Я все еще здесь, — тихо ответил я. Многое неожиданно прояснилось и приобрело новый смысл. Я положил трубку.
Похоже, что Малыш Джек Хорнер все-таки слизал сливу с этого пирога.
Шел дождь — упорный, непрерывный, холодный.
Я вызвал такси.
Четверть часа спустя из темноты вынырнула машина.
— Вы опоздали.
— Жалуйтесь в туристический совет.
Я уселся на заднее сиденье, открыл окно и закурил.
Вот так я отправился с визитом к даме.
Дверь в личные апартаменты дворца была закрыта. В эти помещения обычной публике доступа нет. Но я никогда не принадлежал к публике, и какой-то жалкий замочек не послужил препятствием. Дверь, ведущая в покои Ее Величества, была отперта, так что я постучал и сразу вошел.
Дама Бубен, в одиночестве стоя перед зеркалом, держала тарелку, полную пирожных с джемом, одной рукой и пудрила нос другой. Увидев мое отражение, она повернулась, охнула и уронила пирожные.
— Эй, дамочка, как живется? — приветствовал я. — Или предпочитаете, чтобы я называл вас Джилл?
Выглядела она по-прежнему на все сто, даже без блондинистого парика.
— Вон отсюда! — прошипела она.
— Не торопись, милашка, — бросил я, садясь на кровать. — Послушай прежде, что я тут накопал.
— Так и быть, давай, — процедила Дама, заводя руку за спину и нажимая скрытую кнопку тревоги. Я позволил ей сделать это, поскольку по пути сюда успел обрезать провода: в моей профессии никакая предосторожность не может быть излишней.
— Послушай, что я тут накопал, — повторил я.
— Эту фразу ты уже произносил.
— Вот что, леди, я буду выражаться, как мне угодно.
Я закурил, и тонкое перышко голубого дыма поплыло к потолку, вернее, к небесам, куда вскоре отправлюсь и я, если окажется, что все мои построения ложны. Но я привык доверять собственной интуиции.