«Если», 2011 № 07
Шрифт:
— Светозар исчез, — признался я. — Почти три месяца назад. А на прошлой неделе я получил от него это письмо без обратного адреса. Вполне вероятно, он пытается мне что-то сказать. Но я не могу ничего понять. Сплошные загадки. Вы мне поможете?
Жуков снял очки, спрятал их во внутренний карман пиджака и замер, разглядывая неоновые отблески витрины ресторана «Иртыш».
— Собственно, я не удивлен, — медленно произнес он. — Жизнь любит преподносить нам загадки. Увы, не на все из них можно найти ответы. Вот вы знаете, например, почему зеленку используют только в республиках бывшего СССР?
— Зеленку? — удивленно переспросил я. — Какую зеленку? При чем тут зеленка?
— К
— Если в качестве примера, то не знаю, — пробормотал я.
Жуков хмыкнул.
— Видите, над такой банальностью вам даже в голову не приходило задуматься. Вот и с этой бумажкой я советую поступить аналогичным образом. То есть не думать о ней. А еще лучше — выбросить. И впредь не забивать себе голову всякими глупостями. Прощайте, молодой человек!
О зеленке я не думал ровно неделю. А потом расцарапал коленку об острую алюминиевую кромку на дверце кухонного шкафа. Жена, примчавшаяся на мой призывный рев, не глядя выхватила из аптечки пузырек с зеленым раствором. Я даже охнуть не успел, как моя коленка уже распространяла вокруг себя ярко-зеленое свечение.
— Почему ты обработала порез зеленкой, а не йодом? — с подозрением поинтересовался я, внимательно изучая этикетку на пузырьке, гласившую, что пятипроцентный раствор бриллиантового зеленого следует применять только наружно.
— Это мне вместо спасибо? — фыркнула жена. — Вот и лечи тебя после этого…
Ночью поврежденная коленка стала саднить, я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок и тщательно старался не думать о бриллиантовом зеленом, уже застрявшем в левом полушарии, как ржавый гвоздь в заборе. А разве не странно, действительно, что этот спиртовой раствор зеленого цвета был первым лекарством в моей жизни. Да и не только в моей. Зеленкой у нас исторически смазывают пупки всем новорожденным с целью не допустить проникновения в организм младенца внутрибольничных инфекций. Без зеленки не обходится ни одна наша домашняя аптечка. А почему? Неужели ничего лучше за это время не смогли придумать? Почему дети и старики соглашаются смазывать раны и царапины только зеленкой, ничего другого не признавая в принципе? Что вообще такое — этот бриллиантовый зеленый? Откуда он взялся, кто его нашел, и почему, черт подери, нашу зеленку не признают нигде, кроме стран бывшего СССР?
История зеленки, признаюсь, меня увлекла. К тому же я попутно открыл для себя много нового. Раньше, например, я не знал, что практически до середины XIX века в просвещенной Европе каждая десятая роженица умирала от родильной горячки, хотя в то время роды принимали уже никакие не повивальные бабки, а дипломированные врачи. Не знал, что лишь один врач-акушер Игнац Земмельвейс из Вены попытался понять причину такой высокой смертности. В то время врачи подолгу практиковались на трупах и часто бегали принимать роды сразу из прозекторской, в лучшем случае вытерев руки носовым платком. И когда умный венский врач Земмельвейс, прежде чем подходить к роженицам, стал выдерживать руки в растворе хлорной извести, то смертность среди его рожениц сократилась практически в семь раз.
Однако коллеги новомодной идеей Земмельвейса не прониклись. Не убедило врачебное сообщество и самоубийство некоего немецкого акушера Михаэлиса, не сразу решившегося проверить гипотезу осмеянного коллеги на практике. А когда смертность среди пациенток Михаэлиса тоже снизилась в разы, он наложил на себя руки, не выдержав мук совести. Плохо, кстати, закончил свою карьеру и сам Земмельвейс. Он угодил в лечебницу для душевнобольных, где вскоре и умер. А убил врача тот же сепсис, от которого умирали пациентки всех родильных отделений
В тему тогда пришлось и открытие молодого химика Уильяма Перкина, который долго экспериментировал с каменноугольной смолой, пытаясь получить лекарство от малярии, а вместо него синтезировал краситель пурпурного цвета. Это вещество оказалось не только стойким, но еще и убивало все бактерии, как выяснилось позже. Отец Перкина, по профессии строитель, надоумил молодого химика заняться промышленным производством синтетических красок, и Уильям, надо отдать ему должное, в этом бизнесе преуспел. А под конец жизни даже удостоился за свои труды почетных титулов рыцаря и пэра. Правда, никакого зеленого красителя Перкин не синтезировал. И идея применения анилиновых красок в медицинских целях принадлежит тоже не ему.
Какой именно врач обнаружил под микроскопом, что раствор анилиновой краски убивает бактерии наповал, — неизвестно. Еще одна загадка: почему именно зеленая краска из трифенилметанового ряда привлекла русских медиков? В качестве недорогого антисептического средства можно было использовать фенол. Или спиртовой раствор йода. В современной западной медицине, где одновременно применяется множество различных антисептиков, почему-то никому и в голову не приходит украшать пупки младенцев раствором бриллиантовой зелени. Для обработки мелких ран и порезов американцы покупают в аптеках мази на основе антибиотиков. Или используют обычный сахар в смеси с бетадином — одним из соединений йода. А про зеленку они вообще ничего не знают. Почему?
С этим вопросом я приставал ко всем знакомым фармакологам, дерматологам и педиатрам. И все пожимали плечами. Некоторые выдвигали, правда, разные версии, что причина может быть в неизвестном принципе действия зеленки и остальных анилиновых красителей. Самое интересное предположение высказал мой старый приятель Петя — врач-дерматолог из кожвендиспансера. Он предположил, что главная проблема в эстетике. Мол, у нас, в отличие от западных стран, на комфорт пациента внимания не обращают, поэтому раскрашивают все повреждения кожных покровов либо зеленкой, либо жидкостью Кастеллани с фуксином.
Но единственной и непротиворечивой версии я от медиков так и не услышал. А именно непротиворечивость, как известно, является одним из основных признаков истинного знания. Да и с названием зеленого красителя мне не все было понятно. Что именно в нем бриллиантового? Метиленовый синий, метиленовый фиолетовый, красный фуксин и желтый риванол — эти названия я вполне могу понять. А бриллиантовый зеленый — это ведь полный бред.
По официальной версии, вышла банальная путаница. В сухом виде, до растворения в спирте, зеленая краска имеет вид золотисто-зеленых комочков, по латыни именуемых viridis nitentis, в смысле «зеленый блестящий», поэтому неизвестный французский химик, который впервые перевел это название с латыни, использовал французское слово brillant — блестящий. А неизвестный русский химик, безграмотный как дворовый пес, перевел слово brillant буквально, в результате чего его потомкам вместо «блестящего зеленого» достался «бриллиантовый зеленый». Проблема в том, что в такую версию могут поверить только сегодняшние химики-недоучки. Полтора века назад любой русский с университетским дипломом не мог не знать французского. Да он и латынью должен был владеть как родным. В крайнем случае, безвестный русский химик смог бы перевести название синтетической зеленой краски напрямую с латыни…