«Если», 2011 № 11

Картер Скотт Уильям

По традиции с текстами Говарда обошлись «варварски», сохранив только центрального персонажа. Зато оставлен прежним стержень оригинального фильма: месть колдуну за истребленный народ и погубленную семью. Есть и присущий «Конану-варвару» культ меча. А в соответствии с веяниями нового времени — особенно в ремейках фильмов ужасов — повышенное внимание уделено детству и формированию героя.

Как раз сам Конан претерпел наиболее значительные изменения по сравнению с образом, воплощенным Шварценеггером. И он, как ни странно, оказался ближе к своему литературному источнику. Варвар в исполнении

Момоа не простой рубака, он не выпучивает глаза, а хитро их прищуривает. Он умен, ловок и жесток не меньше своих врагов, а мотивы его продиктованы не столько первобытной яростью, сколько неизжитой болью. Находка нового прочтения в том, что и антагонист Конана, сыгранный звездой «Аватара» Стивеном Лэнгом, также действует под влиянием боли воспоминаний о своей убитой жене.

Тем не менее расчеты продюсеров и старания режиссера не оправдались, Картину ждал более чем прохладный зрительский прием. Старый «Конан-варвар» как был, так и остается пока вершиной экранизаций произведений Роберта Говарда. К слову, и все попытки переснять «Тарзана» пока не превзошли успехом ранние черно-белые фильмы с Джонни Вайсмюллером.

И все же к прозе Говарда продолжают возвращаться. Готовятся съемки нефантастического вестерна, находится в разработке «Бран Мак Морн», посвященный еще одному сквозному герою фэнтези-рассказов писателя. На экранах опять блеснет широкий меч Конана, а технологии будущего позволят выбросить в зал чью-то отрубленную голову. В каждом зрителе есть что-то первобытное, и кинодикарь всегда найдет себе аудиторию.

Аркадий ШУШПАНОВ

Проза

Скотт Уильям Картер

Андроид, человек, андроид

^{Иллюстрация Евгения КАПУСТЯНСКОГО}

Когда мы с Джинджи виделись в последний раз, она щеголяла тремя грудями вместо двух. По мне, так и пара — идеал, но ведь на белом свете полно ребят, для которых хорошего не бывает слишком много.

Выйдя из душа, я обнаружил в своем номере незваную гостью. Она сидела на краю койки, облаченная в нечто розово-шелковое: внизу сбоку вырез, позволяющий вдоволь налюбоваться длиннющими ногами, а сверху глубочайшее декольте, демонстрирующее то, чего много не бывает.

Сам-то я был голым, если не считать полотенца вокруг бедер. Из ванной и от моей кожи шел парок. За широченным, во всю стену, тонированным стеклом жужжали и гудели версатийские воздушные гондолы, все куда-то спешили, будто им был назначен срочный сбор в определенной точке планеты.

— Мне твоя помощь нужна, — услышал я.

Ни тебе «здрасьте». Ни «как поживаешь». Ни «прости, что разбила сердце, заодно опустошив твой банковский счет, угнав корабль и прихватив всю коллекцию голографических дисков за двадцатый век».

В последний раз я ее видел аккурат перед тем, как пошел под душ. И вот выхожу — а она снова здесь.

— Своеобразное у тебя чувство

юмора.

— Ты о чем?

— Не важно. Как ты сюда проникла?

Она пожала плечами.

— Внизу дала на лапу администратору. Он меня, конечно, принял за проститутку.

— Но ты же и есть проститутка.

Она укоризненно поцокала языком.

— Это в прошлой жизни. Сейчас я добропорядочная дама, жена богатейшего строителя нуль-порталов в освоенной человечеством части Вселенной. И сделай милость, прекрати таращиться на мои сиськи. Не такая уж это диковина по нынешним-то временам.

— Ну, извини. Я вообще-то здесь работаю. И тебя не звал.

— Ты? Работаешь? В этакой дыре?

— Проверяю гостиничную систему охраны.

Она пренебрежительно помахала рукой.

— Подумать только, до чего может опуститься человек. И с каких же это пор наш Декстер не брезгует черной работой?

— Видишь ли, Джинджи, после того как ты от меня сбежала, очень многое изменилось.

Она сделала обиженное лицо — нижняя губа оттопырена, глаза слегка округлены. В старые добрые времена на меня это действовало безотказно, а сейчас показалось наивным… Впрочем, в ней всегда было что-то детское.

— Ах, миленький, — проворковала Джинджи, — уж не горечь ли я слышу в твоем голосе? Надеюсь, это пройдет, ведь время — лучший пекарь.

— Лекарь, — машинально поправил я.

— Да как скажешь… Вот что: если хочешь затащить меня в койку, не тушуйся. Нам бы не мешало разрядить атмосферу.

— Ты ведь замужем! Сама только что сказала.

— Вряд ли это его встревожит, — пожала плечами она. — Он теперь вообще не способен ни о чем беспокоиться. В том-то и заключается моя проблема… отчасти.

— Ах, какие мы жалостливые! Хочешь, дам репсайтерскую арфу и отведу на ближайшую станцию, там напоешь себе на проездной жетон.

Она тяжко вздохнула и встала, разглаживая ладонями платье.

— Ну так что, ты надумал или нет?

— Да я скорее лягу с парочкой морнальских древесных червей-кровососов! У тех, по крайней мере, эмоции есть, пусть их всего лишь две: страх и безбоязненность. О тебе и этого не скажешь.

— Спорим, если оно вдруг упадет, — указала Джинджи на мое полотенце, — окажется, что ты думаешь совсем по-другому. Кое-что мужчина никогда не скроет от женщины.

Я возмущенно фыркнул и направился к встроенному шкафу, при моем приближении дверцы ушли в стену. Плитки пола студили мне босые ноги. Одевался я быстро — если честно, побаивался, как бы тело не пошло наперекор благим намерениям рассудка. Но прежде чем успел надеть брюки, проклятое полотенце соскользнуло, показав Джинджи все, что я мог бы ей предложить.

Мог бы, но не предложил.

— Ой, откуда это?

Я не сразу сообразил, что она имеет в виду шрамы.

— Джинджи, ты ведь в курсе, какая у меня профессия.

— Да, но раньше-то ничего такого не было.

Я натянул через голову рубашку и поправил воротник.

— Раньше я был моложе. А теперь не всегда успеваю.

— Может, пора менять профессию? — спросила она.

— Может, тебе заползти обратно в нору под камнем, или где ты все это время отсиживалась? — вонзил я в нее испепеляющий взгляд.