«Если», 2012 № 08
Шрифт:
Научная фантастика, плоть от плоти детище НТР, перетянула на себя функции мифологии: рассказывать истории, которые объясняли бы порядок мироустройства.
Появление на свет «Происхождения видов» (1859) и признание научным миром теории Чарлза Дарвина лишили человека статуса венца творения, отныне он лишь один из побегов пышно зеленеющего древа жизни. А в общественном сознании зародилось представление об изменении человеческой природы с течением времени.
Классическое произведение, описывающее эволюцию человека, это «Машина времени» (1895) Герберта Уэллса, в которой показано разделение человечества на два биологических
Не менее глобальную картину эволюции нарисовал Олаф Стэплдон в работе «Последние и первые люди: история близлежащего и далекого будущего» (1930). Будущее оказалось действительно далеким, и история по Стэплдону растянулась на множество миллионов лет. А вот герой рассказа Эдмонда Гамильтона «Эволюция доктора Полларда» (1931), искусственно ускорив биологическую эволюцию, прошел те же миллионы лет всего за несколько часов — с парадоксальным результатом.
Впрочем, описывая изменения человеческих тел, писатели неизменно обращались и к эволюции социальной. Любопытно, что незадолго до того, как Уэллс придумал своих морлоков и элоев, Бенджамин Дизраэли, премьер-министр Великобритании, а по совместительству писатель, говорил о фактическом существовании в стране «двух наций», причем низшие слои общества характеризовались как «опасные классы».
Гриффин из «Человека-невидимки» Уэллса (1897) ставил целью своих «экспериментальных исследований» установление царства террора и вообще всячески выказывал нигилистические наклонности, мучая кошек и лавочников.
Куда более миролюбивым оказался Ихтиандр из «Человека-амфибии» (1928) Александра Беляева. Он бежал от алчных людей, пытавшихся его заставить добывать сокровища морских глубин.
Оба персонажа служат хорошим примером социальных траекторий, предлагаемых обществом для тех, кто обладает качествами, обычному человеку не свойственными.
Перенесенные в общественное измерение эволюционные идеи о борьбе за существование, выживании наиболее приспособленных породили социальный дарвинизм, «теорию» о высших и низших расах. Фантастика немедленно отреагировала на это нашествием разнообразных суперменов со сверхспособностями. На лестнице превосходства они шагнули на ступеньку выше и оказались так высоко, что ни уровнять, ни опошлить их не удалось бы и полковнику Кольту.
Наиболее ярко плеяда супергероев проявила себя в комиксах и дешевых изданиях. Их популярность — это не только потребность массовой культуры в фигуре героя, но и все большее влияние науки.
А в истории жанра важной вехой стал «Новый Адам» (1939) Стенли Вейнбаума, описавшего судьбу мутанта Эдмонда Холла. За ним последовал дебютный роман Альфреда Ван Вогта «Слан» (1940), в котором была выведена уже целая раса мутантов — сланов, обладающих телепатическими способностями. А в произведении Джека Уильямсона «Мрачнее, чем вам кажется» (1940) сверхспособности обнаруживались у загадочного древнего народа.
Любопытно, что среди этих «выдающихся джентльменов», чьи суперспособности вызваны естественными причинами, попадаются и наследники Гриффина, стремящиеся к могуществу сугубо научными средствами. Героиня рассказа С.Вейнбаума «Высшая степень адаптации» (1935) подверглась воздействию специальной сыворотки. Этот рассказ — своеобразный НФ-парафраз «Пигмалиона» (1913) Бернарда Шоу, который, кстати, и сам был не дурак поразмышлять о людях и сверхлюдях. Вот только в отличие от Элизы Дулиттл,
Жертвами подобных экспериментов стали Чарли Гордон из «Цветов для Элджернона» (1959) Дэниела Киза и заключенные «Концлагеря» (1967) Томаса Диша. В обоих случаях попытки искусственной стимуляции интеллектуальных способностей ни к чему хорошему не привели и закончились трагически.
У модификации человеческой природы оказалась и обратная сторона. Ведь такие попытки могли преследовать задачу не улучшения, а изменения человека. Как правило, с целью адаптации к новым средам обитания. Еще Александр Беляев устами доктора Сальватора говорил: за Ихтиандром могли бы последовать и другие — для освоения океанических ресурсов.
Джеймс Блиш в цикле «Засеянные звезды» рассказал о специальной программе «пантропии» — заселения иных миров путем адаптации человека к их условиям. В повести «Поверхностное натяжение» (1952) он описал микроспических — в 250 микрон — колонистов планеты Гидрот.
Персонажи рассказа «Ключи к декабрю» (1964) Роджера Желязны столкнулись с проблемой поиска и создания подходящей среды обитания после разрушения мира, для которого они были созданы. Примечательно, что трансформация главного героя Джарри Дарка была обусловлена контрактом, заключенным с горнодобывающей компанией даже не им самим, а его родителями.
Прекрасная иллюстрация того, как не только человек, но и само его тело становятся одновременно объектом и способом эксплуатации. Человеческий фенотип не выдерживает социального давления (например, в виде финансового вознаграждения, спортивных почестей и т. п.), в том числе давления, оказываемого общественной иерархией, структурой самого общества. И это побуждает немного улучшить, хотя бы чуть-чуть подправить человека, адаптируя его уже не для жизни в новых мирах, а для эффективной жизни в обществе. Например, в романе Гордона Р.Диксона «Генетический полководец» (1959) из цикла «Чайльд», больше известного как Дорсайский цикл, описаны дорсаи — генетически выведенные солдаты будущего.
Нередко именно генетические преобразования открывают человечеству дорогу в космос. В рассказе Сэмюэля Дилэни «Да, и Гоморра…» (1967) во внеземных пространствах, на заводах Марса и в шахтах Ганимеда ведут работы спейсеры, адаптированные к космическому излучению и лишенные пола и половых органов.
Что ж, когда дело доходит до «редактирования» человеческих тел, важно помнить, что шкала, по которой определяются лучшие, предполагает и существование худших. Например, в нью-корбюзонском цикле Чайны Мьевиля фигурируют так называемые «переделанные» — измененные создания, которые специализируются на неквалифицированной тяжелой физической работе.
Задолго до Мьевиля о создании человека «узкой специализации» писал Олдос Хаксли. В романе «О, дивный новый мир» (1932) он изобразил выращиваемых в инкубаториях людей, которых уже на эмбриональной стадии распределяют по профильным кастам: кому быть рабочим, а кому управляющим.
Идею социального равенства утверждают эгалитарные общества. Идеология «свободы, равенства, братства», поднятая на знамя Великой французской революцией, предлагает общественное устройство, которое уменьшало бы социальное давление на биологическую природу человека.