«Если», 2012 № 11
Шрифт:
Бриа распахнула пасть, задрав губу и обнажив белые зубы, и высунула мокрый темно-красный язык. Суссуратийская улыбка, озорная и хищная одновременно.
— Да. Оч-чень быстрый кораблик у нас-с.
План действий был простым. Пуски спор происходили редко, а галактическая станция поддерживала постоянную связь с разбросанными по всей системе автоматическими зондами, способными вовремя их засечь. Мы должны патрулировать пространство и охотиться за каждой спорой, запущенной в пределах досягаемости, полагаясь для прокладки курса на данные станции. Перехватить корабль-нарушитель и захватить
Долго ждать не пришлось. Едва мы успели описать виток вместе со станцией, как пришло сообщение, что на расстоянии пятидесяти тысяч километров запущена спора. Бриа включила сразу оба супрессора. Один настраивался на гашение внешних колебаний корпуса, а другой — на демпфирование внутри корабля. Чтобы уменьшить наш тепловой след, мы скинули скорость до 5g, сами же внутри крейсера ощущали не более полутора.
Пройдя всего несколько тысяч километров, мы захватили спору лучом радара. У спор симбионтов, размером от метра до трех в диаметре, была углеродно-металлическая оболочка, под которой находился плотно упакованный комплект органических соединений и самовоспроизводящихся наномеханизмов. Нигде в разведанной части Галактики не было ничего подобного. Не просто фенотип, а зародыш экосистемы — целый набор свободно связанных организмов, объединяющихся для репродукции. Возникло даже целое научное течение, приверженцы которого считали, что это более высокая ступень эволюции, в которой единицами отбора являются не отдельные организмы, а готовые экосистемы.
Нам, впрочем, эти уникальные особенности сулили только неприятности.
— Пора бы уже обойти этот астероид, — сказал я.
Напарница только мигнула. Она не пыталась перехватить спору, а старалась идти с ней параллельным курсом, чтобы постоянно удерживать ее на экране радара. Но сейчас спору закрыл появившийся впереди астероид. Неожиданно взвыла сигнализация: астероид — огромная веретенообразная железная скала — несся прямо на нас. Бриа совершила мгновенный маневр, и черно-серая поверхность астероида пронеслась под нами. Избежав столкновения, мы совершили разворот, чтобы затормозить и вернуться на курс преследования.
— Я ее потерял.
— Ищи! — потребовала Бриа.
Искусственный интеллект крейсера начал широкополосное сканирование всей зоны. Увы, мы не видели ничего, кроме знакомой скалы да нескольких более удаленных астероидов. Ничего похожего на спору размером или массой.
Бриа рассчитала последний участок траектории споры, и мы двинулись этим курсом по инерции.
— Не может быть, чтобы ее успел перехватить корабль, более скоростной, чем наш, — сказал я. — Мы бы его наверняка засекли.
Бриа не ответила. Мы снова просканировали зону поиска, сделали глубокое сканирование астероида, но не обнаружили ничего — ни одного объекта, температура которого была бы хоть на градус выше фонового излучения.
— Куда?! — недоумевал я. — Как, черт возьми, им это удалось?!
Галактическая станция походила на паука, растопырившегося на камнях: светлый купол поддерживали ноги-опоры, упиравшиеся в большую железо-никелевую скалу. Вся поверхность астероида была изрыта глубокими круглыми ямами, похожими не столько на кратеры, сколько на лопнувшие пузыри, как на участке застывшей лавы. Некоторые впадины были затянуты высохшими, побелевшими от старости оболочками, оставшимися от симбионтов.
В
Передвижение по станции давалось нелегко. Из-за слабой гравитации я плохо рассчитывал свои движения и, оттолкнувшись от пола, тут же врезался в потолок. Опыт работы в условиях микрогравитации я имел достаточно богатый, но отсеки на станции были слишком узкими, с совершенно гладкими стенами, без поручней и скоб. Кроме того, вокруг меня постоянно шныряли нили.
Спустившись по указателям к основанию одной из опор станции, я все-таки добрался до лаборатории: из иллюминатора открывался вид на один из затянутых мембранной оболочкой кратеров. Эколог доктор Прима Раджив оказалась индианкой с большими красивыми глазами и сильным австралийским акцентом. Ее улыбка показалась мне дежурной, но взгляд был пытливым и умным.
Доктор Раджив буквально застыла на месте, увидев меня — человека в серой форме Корпуса.
— Теперь мне все ясно, — проговорила она.
— Вы еще не видели мою напарницу, — сказал я, пытаясь шуткой разрядить возникшее напряжение.
Я представился, и мы немного поболтали, попутно обнаружив, что у нас есть один общий знакомый — университетский преподаватель, перебравшийся из Калифорнии в Мельбурн. Затем дружно посетовали на то, что на космических станциях совсем не бывает чипсов.
— Простите, но мне очень нужна ваша помощь, — сказал я.
— Я так и думала.
— Что вы можете рассказать о самих спорах? Я в этом деле полный профан.
— Но ведь что-то вам известно?
— Почти ничего. Симбионты, насколько я понял, существуют и даже процветают благодаря тесной связи между самовоспроизводящимися наномашинами и мелкими организмами. Машины создают для последних на астероидах герметичную среду, а также переносят споры с астероида на астероид. Организмы, в свою очередь, обеспечивают машины протеином, который используется во всех неметаллических деталях.
— Ладно, для начала сойдет, — заключила Раджив. — Итак, симбионты… По нашим последним данным, они включают около пяти тысяч видов органических существ размером не больше сантиметра. А вот собственно машин мы насчитали всего несколько сотен типов… Большинство машин производит оболочку — полотно, подобное этому. — Она показала на иллюминатор. — Эта полупрозрачная протеиновая мембрана позволяет создавать в углублениях астероидов небольшой атмосферный карман или мешочек. На астероидах с активными колониями оболочка имеет светло-зеленый цвет благодаря прилепляющимся к ней с внутренней стороны фотосинтезирующим организмам. Оболочка накрывает скальную породу с зазором всего два-три сантиметра, однако этого хватает, чтобы создать под ней тончайший слой атмосферы, необходимый для жизнедеятельности организмов. Другие машины строят споровые пушки — похожие на столбы образования, которые вы видите вон там…