Если бы Гитлер взял Москву
Шрифт:
А случилось так только потому, что в это время товарища Сталина посетила вроде гениальная мысль: создать 16-ю советскую республику. Карело-Финскую! Для этого нужно было отвоевать кусок Финляндии и объединить его с землями карелов. Чтобы придать своим притязаниям официальный статус, Иосиф Виссарионович приказал создать свою финскую армию.
Нарком обороны Ворошилов, естественно, тут же взял под козырек, и вот уже по всей стране начали собирать «советских скандинавов». А когда поняли, что их не хватает, пришлось «добирать» из числа остальных – русских, украинцев и даже казахов и узбеков. Вот так в «особый легион» угодил и Борис Мурукин – уроженец села Телегина Пензенской области – в просторечии обыкновенный пензяк, но
Всем прибывшим в военный городок выдали форму. Пареньки с удивлением рассматривали странное обмундирование. По сравнению с сиротскими советскими гимнастерками финская одежда была просто шикарной – английского сукна штаны, френчи с большими карманами, яловые сапоги и шапки-ушанки. Кроме того, на плечах красовались погоны. А ведь в Красной Армии тогда их еще не было. Из-за такой формы бойцы не раз попадали впросак. Как только их отпускали в увольнение, встречные жители испуганно косились на бравых молодчиков во «вражеском обличье». А порой, приняв за шпионов, просто сдавали в милицию или комендатуру.
Была среди обновок и еще одна вещица – русско-финские разговорники. А вскоре «народная» армия обзавелась и своим гимном: «Ни лжецам, ни писакам юродивым больше финских сердец не смутить. Отнимали не раз у вас Родину. Мы приходим ее возвратить!» Все бойцы были обязаны знать его наизусть.
20 ноября дивизионный комиссар Вашугин доложил наверх: «Мы очень старались, но в новом формировании лишь 60 процентов непосредственно финнов…» Ворошилов смирился и отрапортовал Сталину, что армия укомплектована финнами полностью.
В декабре «освободителей» перебросили на Карельский перешеек. Дивизию разместили в городе Териоки. «И началась скукотища, – вспоминал потом Борис Тимофеевич. – Казалось, что про нас забыли. Долгое время вообще не бросали в бой. Мы робко интересовались, почему. А нам отвечали: ваша задача не воевать, а торжественно вступить в Хельсинки! В общем, томились бойцы 106-й от безделья. В итоге буйным цветом расцвело пьянство, начались драки. Двоих солдат даже отдали под трибунал».
21 декабря, в день 60-летия Сталина, в каждой части назначили солдат, которые должны были подписать ему поздравительное письмо. Борис и здесь попал в число избранных – его командировали от полка. Правда, сам текст панегирика давно уже был готов и начинался словами: «Великому другу финляндского народа товарищу Сталину…» От бойцов лишь требовалось поставить на листе свою фамилию. Под юбилейным адресом подписалось 5775 человек!
В начале 1940 года Бориса перевели звукооператором на громкоговорительную установку. Она была смонтирована в специальном фургоне. Внутри находились пульт управления, микрофон, кинопроектор и набор пластинок. Кстати, помимо жизнеутверждающих военных песен там были и спецдиски. Когда на них опускали «лапку» патефона, казалось, что по округе несутся автомобили, неподалеку гудят паровозы и самолеты, совсем рядом ползут танки… В тихие морозные ночи звук от динамиков разносился на семь километров. Все это делалось для того, чтобы ввести финнов в заблуждение – будто бы русские перебросили сюда свою технику.
Однажды Мурукина включили в группу разведчиков. Ночью «охотники» ушли в тыл, а к утру взяли языка, которого потом при нем же и допрашивали. Ни на один вопрос финн так и не ответил. А когда его спросили, много ли у них в части оружия, со злостью сплюнул на пол: «Чтобы вас, собак, перестрелять – хватит!»
В другой раз взвод Бориса послали за линию фронта со спецзаданием. Каждому выдали вещмешок, доверху набитый листовками на финском и русском языках. «Сдавайтесь, убивайте своих командиров!» – призывали агитки. Всю ночь наши бойцы плутали по вражеской территории
Несколько раз в полк, где служил Борис Мурукин, приезжал главный сталинский пропагандист Лев Мехлис. Как-то на одном из участков фронта захлебнулась атака, и Мехлис лично перед строем расстрелял командира батальона и трех командиров рот. Мурукин стал даже невольным свидетелем разговора Льва Захаровича с их комиссаром Вашугиным. Главный армейский идеолог нервно мерил комнату шагами и, брызжа слюной, кричал: «Ваши финны и карелы – это такой сброд, что лучше бы их всех перебили! Полагаться можно только на русских!» Несчастного пензяка от этих слов просто холодный пот прошиб. К счастью, ему удалось уйти от кабинета незамеченным, а то бы не сносить ему головы!
К несчастью, а может быть, и к счастью, Мурукин вскоре был ранен осколком финской мины и попал на лечение в госпиталь, откуда его отправили долечиваться в родную Пензу, где он и встретил 22 июня 1941 года и сразу же пошел в военкомат. Однако на фронт его сразу не отправили. Согласно директиве Генерального штаба от 11 августа 41-го года на территории Пензенской области было начато формирование 354-й стрелковой дивизии из местных уроженцев. Вот в нее-то он и попал.
В состав дивизии вошли 1199, 1201 и 1203-й стрелковые полки, 921-й артиллерийский полк и различные огневые, инженерные и тыловые части и подразделения. Командиром соединения был назначен полковник Д. Алексеев. А уже 28 октября с инспекторской проверкой дивизию посетил маршал К. Ворошилов и дал «добро».
В начале ноября 354-я СД была передислоцирована на запад Чувашской АССР, где она вошла в состав 26-й резервной армии. Здесь продолжилась боевая подготовка, личный состав получил обмундирование и оружие. К середине ноября дивизию полностью укомплектовали личным составом, признали годной к участию в боевых действиях и передали в состав 16-й армии генерал-лейтенанта Рокоссовского, что вела ожесточенные бои на берегах Оки под Рязанью. К этому времени линия советских фронтов, протянувшаяся от Баренцева до Черного моря, выглядела следующим образом. На самом севере располагались войска Мурманского фронта, за которым следовали Карельский и Ленинградский фронты. Волховский фронт теперь располагался между Ладожским озером и Рыбинским водохранилищем. От Калязина до Рязани направление на Горький прикрывал Владимирский фронт. В междуречье Дона и Оки располагался Рязанский фронт, за которым следовали Воронежский, Юго-Западный, Донецко-Донской и Южный фронты. В районе Феодосии на Керченском полуострове оборонялся Крымский фронт, вернее, то, что от него еще оставалось.
Советское командование рассчитывало потеснить немецкие войска в направлениях на Тулу и Рязань и тем самым создать удобный плацдарм для флангового наступления на Москву, именно поэтому уже 30 ноября сюда и была переброшена 354-я стрелковая дивизия, вроде бы только что полностью укомплектованная и оснащенная. Впрочем, дивизия эта, насчитывавшая 9 тысяч 200 человек, прибыла на фронт… в летнем обмундировании, имея на вооружении всего 400 винтовок, 19 пулеметов и 30 полевых и зенитных орудий. В первую же ночь при выгрузке из эшелонов передовые части попали под налет немецкой авиации. Казалось, все потонуло в дыму и пламени, стонах раненых, лежавших около разбитых пушек. Люди в шинелях и пилотках бежали в лес, прятались в снег, и это при морозе в 26–30 градусов. Костры стали мишенью для немецких самолетов. Так, 17 бойцов были убиты, 19 ранены, причем многие, так и не успев осознать, что происходит. Преодолев страх, красноармейцы взялись за оружие. Открыла огонь зенитка сержанта Маштакова. Каким-то чудом сбили два немецких самолета, и радость от этого была настолько всеобъемлющей, что люди срывали с головы пилотки и изо всей силы кричали «Ура!», приветствуя свою первую победу.