Если бы мы были злодеями
Шрифт:
– Идеально, – произнесла Гвендолин. – Встань.
Пока Мередит поднималась, остальные принялись отползать дальше, расширяя круг, чтобы дать ей место.
– Не двигайтесь! – приказала Гвендолин. – Сейчас мы останемся здесь, и мы будем близкими, уязвимыми и бесстрашными.
Я с беспокойством смотрел на Мередит. Она склонила голову в одну сторону, затем в другую, перекинула волосы через плечо и легонько встряхнула руками – ее обычный способ сосредоточиться. У каждого из нас имелся свой метод, но мало кто мог сделать это настолько
– Мередит, – сказала Гвендолин, улыбаясь. – Наша морская свинка. Дыши.
В течение минуты мы смотрели, как Мередит дышит – глаза закрыты, рот приоткрыт. Она тихонько покачивалась, словно под дуновением ветерка. Зрелище оказалось странно успокаивающим и даже чувственным.
– Ты готова? – спросила Гвендолин наконец.
Мередит кивнула и открыла глаза.
– Славно. Давай начнем с чего-нибудь простого. Что ты считаешь своей наиболее сильной актерской стороной?
Мередит, обычно такая уверенная, помедлила.
– Твоя самая сильная сторона… – Гвендолин.
– Я полагаю… – Мередит.
– Никаких предположений. Твоя самая сильная сторона? – Гвендолин.
– Я думаю… – Мередит.
– Я не хочу слушать, что ты думаешь, а хочу услышать, что ты знаешь. Мне плевать, прозвучит ли это заносчиво или нет. Мне важно, в чем ты хороша как актер, и ты должна сказать это вслух. Твоя самая сильная сторона? – Гвендолин.
– Я материальна! – громко объявила Мередит. – Я чувствую все своим телом, и я не боюсь его использовать.
– Возможно. Однако ты боишься сказать, что имеешь в виду на самом деле! – Преподавательница почти кричала.
Я переводил взгляд с Мередит на Гвендолин, встревоженный слишком быстрым развитием событий. На противоположной стороне круга Филиппа и Александр беспокойно склонились друг к другу, а Ричард напряженно смотрел на свою подружку.
– Ты ходишь вокруг на цыпочках, потому что мы сидим и глазеем на тебя, – продолжала Гвендолин. – А теперь покончим с этим. Давай.
Мередит, стиснув зубы и сжав кулаки, бросила на Гвендолин разъяренный взгляд.
– У меня потрясающее тело, – сказала она. – И я чертовски усердно работаю над ним. Я любуюсь им, и мне нравится, когда на меня смотрят люди. Вот что делает меня притягательной.
– Ты чертовски права. – Гвендолин уставилась на Мередит и усмехнулась, как Чеширский Кот. – Ты красивая девушка. Я бы убила за такое тело. Звучит стервозно, но знаешь что?.. Твои слова – чистейшая правда. – И она ткнула в нее пальцем. – Боже, это действительно искренность!
Щеки Мередит полыхнули румянцем. Ричард смотрел на нее так, будто хотел прямо здесь сорвать с нее одежду.
Зато я и не знал, куда мне смотреть.
Мередит кивнула и дернулась, чтобы сесть.
– О нет, – сказала Гвендолин. – Мы с тобой еще не закончили. – Мередит застыла. – Мы услышали про твою сильную сторону. Теперь расскажи о слабой. Чего ты больше всего боишься?
Девушка яростно взглянула на Гвендолин,
– У каждого есть слабости, Мередит, – заявила Гвендолин твердо, но тихо. – Даже у тебя. Самое сильное, что ты можешь сделать, признать это. Мы ждем.
В последующей мучительной тишине Мередит оставалась неподвижна, на ее шее дергалась жилка, глаза горели кислотно-зеленым огнем. Я почувствовал, что краска заливает мое лицо, и боролся с желанием крикнуть ей, чтобы она, мать ее, просто сказала что-нибудь.
– Я боюсь, – медленно начала она после паузы, которая, казалось, тянулась год, – что я скорее красива, нежели талантлива или умна, и поэтому никто не будет принимать меня всерьез. Как актрису и как личность.
Снова наступила звенящая тишина. Мередит не шелохнулась, она стояла с вызывающим и оскорбленным видом. Она была так беззащитна, что наблюдать за ней казалось неприличным и попросту невежливым. Я заставил себя опустить взгляд и украдкой изучил остальных.
Рен сидела, прикрыв рот рукой, Ричард рядом с ней не шевелился, он смотрел мягко, а Филиппу как будто тошнило. Александр с трудом сдерживал нервную усмешку. Джеймс справа от меня таращился на Мередит с живым, оценивающим интересом, словно узрел статую, скульптуру, нечто, изваянное пятьсот лет назад, наподобие языческого божества. Ее душевная обнаженность, которая проявилась так неожиданно, была завораживающей и величественной.
Каким-то непостижимым образом я понял, что именно этого и добивалась Гвендолин.
Она смотрела на Мередит целую вечность, потом громко выдохнула и произнесла:
– Хорошо. Садись вон там.
Колени Мередит подогнулись, и она опустилась в центре круга, выпрямив спину и застыв, как штакетник.
– А теперь мы побеседуем, – добавила Гвендолин с улыбкой на своих ужасающе розовых губах.
Сцена 6
После часа разговора с Мередит о причинах ее неуверенности в себе, которых оказалось больше, чем я мог предположить, Гвендолин отпустила нас – с обещанием, что двое из нас будут подвергаться столь же безжалостному допросу каждый день вплоть до конца недели.
Мы поднимались по лестнице на третий этаж, а вокруг нас сновали студенты второго курса, направлявшиеся в консерваторию. Джеймс шел рядом со мной.
– Это было жестко, – произнес я вполголоса.
Мередит шла впереди, Ричард обнимал ее за плечи, хотя она, по-моему, ничего не замечала. Она целеустремленно преодолевала ступеньку за ступенькой, избегая поворачивать голову и встречаться взглядом с кем бы то ни было.
– Опять же, – прошептал Джеймс, – Гвендолин сегодня в ударе.
– Никогда не думал, что скажу это, но я жду не дождусь возможности на два часа закрыться с Фредериком в галерее.