Если бы ты был здесь

Пиколт Джоди

А второй клюет меня так сильно, что выступает кровь.

– Господи! – вырывается у меня, и я тут же пытаюсь отплыть от пингвина как можно дальше, зажимая рукой рану на плече.

Рана вроде бы пустяковая, но болит довольно сильно.

Я вспоминаю детские рассказы о пингвинах, которые заставляют нас считать их дружелюбными и милыми животными. Быть может, они просто ревностно защищали свою территорию? Быть может, я нарушила какие-то невидимые границы и случайно заплыла в их часть лагуны? В попытке дистанцироваться от

агрессивных птиц я отплываю все дальше от причала, в сторону зарослей мангровых деревьев с их запутанными корнями.

Я лениво плыву вдоль края лагуны, опасаясь новой встречи с пингвинами. Меня не покидает ощущение, что за мной кто-то следит.

На мне нижнее белье, которое, собственно, мало чем отличается от бикини, и все же мне не хочется, чтобы меня застали в нем врасплох. Дважды я оглядываюсь через плечо, но даже отсюда вижу, что на причале по-прежнему никого нет.

Внезапно позади меня раздается всплеск воды.

Я резко оборачиваюсь на звук, но не могу ничего различить сквозь брызги.

Я поворачиваюсь обратно, но вновь слышу всплеск воды.

Обернувшись, в футе от себя я замечаю морского льва, с любопытством глядящего на меня.

Взгляд его черных глаз кажется немного сентиментальным, а бакенбарды – аккуратно подстриженными. Под водой его тело напоминает холмик мышц, который удерживают в вертикальном положении мощные взмахи хвоста.

Плоская поверхность плавника вспарывает воду, и на меня снова летят брызги.

В ответ я брызгаю водой на него.

Мгновение мы просто смотрим друг на друга. Морской лев поводит носом, а затем вновь хлопает плавником по морской глади, посылая новую струю воды мне в лицо.

Я начинаю смеяться, а он уходит под воду и появляется на поверхности в нескольких футах от меня. Не переставая улыбаться, я тоже ныряю, а когда я выныриваю и убираю волосы с лица, то обнаруживаю нового знакомца всего в футе от себя. На этот раз я задерживаю дыхание и, вновь нырнув, делаю кувырок и остаюсь под водой, чтобы понаблюдать, как морской лев делает то же самое.

Мы словно ведем с ним молчаливый диалог.

Я в полном восторге. Мы продолжаем играть, имитируя движения друг друга. Однако вскоре, уставшая, я поворачиваю обратно к причалу. Какое-то время морской лев следует за мной. Тяжело дыша, мы выныриваем возле самого причала. Мой новый знакомый пахнет рыбой.

Я медленно протягиваю руку в надежде, что, может быть, сейчас, после того как у нас установилось что-то вроде дружеских отношений, он позволит мне себя погладить. Но прежде чем дотронуться до его мокрого меха, я обнаруживаю в самом центре ладони каплю крови.

В ужасе я отдергиваю руку. Я порезалась о какой-то выступ? Я не заметила, как пингвин успел клюнуть меня в ладонь? И в этот момент вторая капля падает в воду, тут же превращаясь в кровавые разводы.

Я поднимаю взгляд и понимаю, что капает откуда-то сверху, с причала.

Вскарабкавшись

по скользким ступенькам, я вижу девочку. Она сидит, прислонившись спиной к угловому столбу причала. Девочка, совсем подросток, на вид ей лет двенадцать. Похоже, увидев меня, она была удивлена не меньше, чем я. Девочка тут же опускает задранный рукав толстовки, и все же я успеваю заметить на ее запястье дорожку из порезов, один из которых все еще кровоточит.

– У тебя все хорошо? – интересуюсь я, подходя поближе.

Но она тут же засовывает руки в карманы толстовки и выставляет вперед острые коленки.

Я никогда не резала себя, но одна девочка из моей школы периодически намеренно причиняла себе боль, так как ее мать умирала от рака яичников. Однажды мы обе в ожидании школьного психолога сидели на скамейке возле ее кабинета. Я обратила внимание, что она трогает шрамы на предплечье, которые напомнили мне отметки на дверном косяке моей спальни – каждый год в мой день рождения папа ставил меня к нему, чтобы замерить мой рост. Заметив, что я рассматриваю ее шрамы, девочка перестала их теребить и грубо спросила: «Чего тебе?»

Черные волосы незнакомки с причала заплетены в неряшливую косу, ее глаза совершенно сухие. Кажется, девочку страшно раздражает присутствие постороннего в ее тайном убежище.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она, словно обвиняя меня в ужасном преступлении.

– Плаваю, – просто отвечаю я.

И тут мои щеки заливает румянец, потому что до меня доходит, что на мне надето. Я кидаюсь под скамейку, выхватываю оттуда позаимствованную футболку и натягиваю ее через голову.

– Лагуна закрыта для посещений, – говорит девочка.

Внезапно я понимаю, почему она кажется мне знакомой: мы вместе прибыли сюда на пароме. Она еще плакала, сидя на скамейке.

– Ты намеренно причиняешь себе боль? – спрашиваю я.

– Как и весь остров, – продолжает девочка, словно не слыша моего вопроса. – Из-за вируса ввели комендантский час с двух часов дня.

Я смотрю на низко висящее на небе солнце и начинаю догадываться, почему Пуэрто-Вильямиль показался мне настоящим городом-призраком.

– Я не знала, – честно признаюсь я и, нахмурив брови, интересуюсь: – Но если на всем острове комендантский час, то что здесь делаешь ты?

Не вынимая рук из карманов, девочка резко вскакивает.

– А мне плевать! – С этими словами она пускается бежать по деревянной дорожке, ведущей от причала в лес.

– Подожди! – кричу я и бросаюсь за ней вдогонку.

Но деревянный настил обжигает мои босые ноги, и, морщась, я вынуждена остановиться в тени. К тому времени, когда я, прихрамывая, возвращаюсь на причал за джинсами и кроссовками, морской лев тоже куда-то исчез.

Только на полпути домой до меня наконец доходит, что таинственная незнакомка говорила со мной по-английски.