Если бы я был вампиром
Шрифт:
ГЛАВА 20
– Ты им ничего не рассказал? – тут же спросила одна из ведьмочек.
Я пожал плечами.
– А что я мог рассказать? Разве ж я знаю что-нибудь? Какие-то они некультурные. Ни тебе здрасти, ни как дела. Хотя что с них взять? Девушки.
– Что-нибудь наверняка знаешь и обязательно нам расскажешь, – уверила меня другая.
Вообще-то они все были практически на одно лицо. Так сразу и не отличишь. Вернее, лица-то у них разные, но что-то в них есть такое... Похожи они почему-то очень. Не столько внешне, сколько внутренне. Стервозными
– А вы из ООВ? – решил уточнить я.
– Да, мы из ООВ, – сказала, отмахнувшись, та, что явно была старшей в этой четверке. – Ты здесь так и собираешься стоять, пока тебя опять не сцапают?
– Нет, конечно, – поспешно ответил я, оглянувшись на вход в Агентство. Пока что, впрочем, там никого не было.
– Тогда пошли, у нас там машина стоит, – кивнула старшая куда-то на дорогу.
Они быстрым шагом пошли к дороге, а я засеменил следом за ними, терзаемый смутными сомнениями. Уж не из огня ли да в полымя иду? Что-то в этих ведьмах мне не нравилось. Нарочитость какая-то. Фальшь. Только я никак не мог понять, в чем она.
Машина оказалась джипом. Причем не просто джипом, а «Хаммером». Кто не знает, таких машин по всей Москве едва ли десяток насчитается. И зачем девушкам такой автомобиль? Им бы что-нибудь поаккуратнее и поменьше. А тут такой монстр на колесах.
– Какая неприметная машинка, – сказал я, похлопав этого дракона по крылу.
– А нам не от кого прятаться, – усмехнулись все четыре девушки. Разом. Мне даже страшно стало. Улыбки у них совершенно одинаковые. Какие-то зловещие, как будто их обуревают два чувства – внутренняя боль, одновременное превосходство над всеми и высокомерие. Зловещие улыбки у них какие-то, короче.
Я сел на заднее сиденье, а по левую и правую руку от меня устроились две девушки. Что-то мне это напомнило. Опять, что ли, чтобы не вырывался? Право же, они все мне льстят, что Нестеров, что эти ведьмочки. Что мне толку вырываться?
Мы тронулись, и за окнами замелькал вечерний городской пейзаж. Уже совсем стемнело.
– И куда мы теперь? – наконец осмелился спросить я. Сперва мне показалось, что меня никто не услышал, а затем ответила девушка, сидящая справа от меня:
– В гости.
Это я и без нее понял.
– А конкретнее?
– Конкретнее будет после Посвящения. Опять?! Сговорились они, что ли? Куда меня теперь посвящать собрались?
– Вы знаете, я уж как-нибудь без Посвящения перетопчусь, – попытался возразить я. – С меня и одного хватит. По гроб жизни помнить буду.
– А вот это уже не тебе решать, – резко повернулась ко мне старшая с переднего сиденья.
Сидящая по правую руку от меня тихо добавила:
– Да и не нам... Интересно, а кому это?
В это же время, но совершенно в другом месте в огромном зале, иссеченном множеством непонятных обычному обывателю знаков, на полу сидели тринадцать укутанных в черные балахоны фигур. По стенам свисали непонятные полотна с множеством рун и рисунков всех оттенков и размеров. С колонн, коих в зале было ровно тринадцать, светили факелы. По залу распространялся гул. Гул голосов,
– И веа истиус аинт сан...
Голоса звучали ровно, распространяясь по залу волной злобы. Каждая песчинка на полу, каждая руна, каждое слово, звучащее здесь, были наполнены невероятной злобой. Воздух вибрировал от напряжения, созданного повышенной концентрацией зла на кубический сантиметр. И если бы существовал прибор для измерения зла, то его бы зашкалило за километр до этого места.
– И веа! Син омикос доэ си. Камэ, камэ веа!.
Но вот голоса достигли апогея и неожиданно стихли. В полной тишине потухли все факелы, как будто их затушило легкое дуновение ветерка. В зале воцарилась полная темнота. Казалось, что она вибрирует под только ей одной известный ритм. Но вот в темноте загорелась красная точка, а следом еще одна и еще... Через пару секунд в темноте светилось десять красных точек, образуя круг. В центре сидели три фигуры, едва освещаемые светом этих точек. Красные точки начали движение по кругу, постепенно ускоряясь. Вскоре они слились в одно сплошное красное кольцо, опоясывающее тройку темных фигур, сидящих без движения в центре. Неожиданно все три фигуры вскинули головы и заговорили монотонным голосом, одним на троих:
– И веа! Я вижу, грядет приход повелителя, он восстанет из праха и покарает своих врагов! А пока он даст нам силы, чтобы противостоять им. Да будет так! И веа!
Красное кольцо вновь распалось на десять точек. Они медленно остановились и начали блекнуть, постепенно уступая место в круге мраку. Едва темнота поглотила тройку фигур, загорелись люстры и осветили зал, который тут же перестал казаться столь жутким.
– Ну что ж, сегодня обряд нам дался легче, чем в прошлый раз, – произнес один из тройки, скинув капюшон. Под капюшоном оказалось лицо отставного военного с характерным непробиваемым выражением лица.
– Да, и сил он дал нам намного больше, – ответила другая фигура, откинув капюшон, закрывавший красивое женское лицо.
– Неужели нам нужна вся эта показуха? – устало спросил третий, так и не снявший своего капюшона.
Во время разговора остальные десять фигур, закутанных в балахоны, удалились, не проронив ни слова.
Женщина брезгливо проводила взглядом последнего вышедшего из зала человека и со злобой спросила:
– Когда же мы сможем наконец обходиться без этих... – Она молча кивнула в сторону закрывающейся двери. – Ладно, мы сейчас не об этом.
– Да, не об этом, – согласился человек, так и не открывший своего лица. Он повернулся к военному. – Вот объясни нам с Вельмой еще раз, почему ты выбрал в качестве тринадцатого именно того парня? Кто он тебе?
– Да, да, объясни нам, Константин. Объясни, а мы попробуем поверить, – скривила губы в кривой усмешке девушка.
Константин глубоко вздохнул:
– Я вам уже не один раз объяснял, что его лицо кажется мне очень знакомым, как будто я его знал когда-то. Когда я встретил его в метро...мне показалось, что я что-то вспомнил. Как будто я знал его в прошлой жизни.