Если останемся живы

Быстров Андрей Михайлович

Дорен цокнул языком.

– Дружба дружбой, но порох надо держать сухим, да, Гэри? Ты полагаешь, наших подводных лодок нет в Северном море? Мексиканский залив стратегически важный район. Конечно, они не заходят в территориальные воды...

– Смотри, Кеннет!- прервал Матр. На экране показалась светящаяся точка.

– Это они.
– Дорен хлопнул ладонью по столу.
– Поточнее определи координаты, скорость и направление. Подберемся как можно ближе.
– Он щелкнул тумблером переговорного устройства, соединенного с кают-компанией.
– Валерий, поднимайся на палубу.

Гнеденко

встретил Дорена на корме, освещенной узким конусом прожекторного луча. Он заметно нервничал.

– В такой темнотище не то что подводную лодку, собственную задницу не найдешь, - пожаловался он.

– Не беспокойся. Не ты их, а они тебя найдут, - заверил Дорен.
– Сейчас мы прямо у них на курсе.

Принесли снаряжение Гнеденко, состоящее из стандартного спасательного жилета, автоматически надувающегося при контакте с водой. Вмонтированный в ворот жилета радиомаячок импульсами подавал SOS на международной частоте. Так как других кораблей в радиусе добрых двадцати миль не было, Валерия должны были подобрать русские моряки. По крайней мере "Дайвер" обещал это.

Гнеденко облачился в жилет, попрыгал, проверяя, не звенит ли и не брякает то, что не полагается обнаружить спасателям.

– Ну... Давай, - Дорен напутственно похлопал Валерия по спине.
– Не могу сказать, что с нами Бог, но уж дьявол-то нас не оставит, тем более в темноте Господь ничего не разглядит...
– Он коротко рассмеялся.

Спустили трап. Гнеденко перелез через фальшборт, задержал дыхание и бросился в мрачные вздымающиеся волны. Оранжевый жилет раздулся. Голова Валерия исчезла за пределами светового круга.

Дорен поднес ко рту микрофон.

– Самый малый вперед.

Разбуженные дизели вздрогнули, заворчали.

Яхта удалялась наперерез порывистому ветру. Когда было пройдено около мили, Дорен приказал заглушить двигатели и погасить огни.

Тридцатиметровая субмарина "Барс" двигалась на север вдоль девяносто пятого меридиана на глубине сорока метров. Скорость не превышала пятнадцати узлов, возможности "Барса" были гораздо значительнее, но командиру лодки капитану 1-го ранга Борису Зимину не требовалось экстремальных режимов. Напротив, он хотел остановиться и провести совместно с энергетиками профилактический осмотр пароэнергетической установки реактора - его тревожили слишком уж разухабистые показания манометров. Само по себе это не представляло опасности: в случае серьезных неисправностей система управления и защиты реактора СУЗ автоматически сбросит между компенсирующими решетками стержни аварийной защиты. Но до этого лучше не доводить, "Барс" и так выбивался из графика автономного плавания.

Повинуясь команде Зимина, носовой горизонтальный руль чуть отклонился в плоскости, и лодка поднялась до тридцати пяти метров. Всплывать здесь нежелательно: акустики заметили неподалеку небольшое суденышко. Судя по размерам, это всего лишь прогулочная яхта, но она находится подозрительно близко.

Штурман Олег Багров, расположившийся в кресле центрального поста справа от командира, внезапно чертыхнулся и повернулся к Зимину.

– SOS, командир.

– Где?
– Зимин нахмурился.

–

Прямо перед нами, примерно полмили.

– Может, та яхта?
– вклинился старпом Никитин.
– Шторм-то какой был.

– Нет, - Багров покачал головой.
– Яхта много восточнее и уходит. А это... Похоже, радиомаяк спасательного жилета.

– Мы, кажется, все равно хотели выплывать, - осторожно сказал Никитин.
– Тогда сам Бог велел помочь. Или я не прав? (Никитин, он же "Драйвер", молил, чтобы командир отдал приказ на всплытие.

Тогда не потребуется применения экстремального варианта, не потребуется ему лично для захвата лодки проливать кровь товарищей).

– Маячок почти над нами, - доложил Багров.
– Что будем делать?

Командир, еще чуть подумав, включил интерком.

– Срочное всплытие, - приказал он.
– Продуть среднюю, носовую и кормовую группы. Стоп машина.

Гнеденко не видел в темноте, как расступились волны над рубкой подводной лодки, как выдвинулись поворотные прожектора. Он услышал глухой шум, и в глаза ему ударил ослепительный свет.

– Хей, бадди!
– донеслось до него из-за рева ветра.
– Холд он, уи ар гоуинг ту сэйв ю!

– Ребята, я здесь!
– завопил он по-русски что было сил и поплыл к лодке. Матросы извлекли его из воды, вытащили на палубу, сплошь покрытую шахматной клеткой прессованных блоков толстой резины, вплотную прижатых друг к другу.

– Ты русский, что ли?
– с любопытством спросил матрос, молодой белобрысый парень.
– Как тебя сюда занесло?

– Русский, русский, - задыхался Гнеденко.
– Как здорово, что вы свои! Когда вы орали по-английски, я думал, янки... Я спортсмен, одиночная кругосветка. Шторм, моя яхта...
– Теперь по сценарию следовало потерять сознание, что Валерий и выполнил артистически.

– Мужик совсем выдохся, - посочувствовал один из матросов.

– Давай его вниз, доктор разберется, - ответил другой.
– Сколько же он тут бултыхался, бедняга...

Гнеденко подхватили под мышки и заволокли в низкую, не выше полутора метров дверцу рубки. Но на трап субмарины они еще не попали. Для этого нужно было миновать всплывающую спасательную камеру - ВСК, плоский цилиндр, похожий на огромную поставленную на ребро банку из-под селедки иваси. ВСК занимала все пространство внутри рубки, по ее стенам были укреплены сорок два сиденья - по числу членов экипажа. Гнеденко протащили через ВСК, открыли нижний люк и только тогда матросы с находкой оказались на трапе, ведущем мимо центрального поста к каютам.

Их встретил врач Дегтярев с аптечкой первой помощи в руках. Он немедленно ввел Гнеденко через брюки антишоковый препарат. Потерпевшего крушение отнесли в каюту, сняли с него спасательный жилет, уложили на койку. Жилет полетел в угол. Появились Зимин и старпом Никитин. Матрос кратко доложил обстановку, пока врач растирал спасенного спиртом и переодевал в сухую одежду.

– Русский, спортсмен?
– удивился командир.
– Что-то я не слышал ни о каких одиночных кругосветках.

– Странно, - согласился Никитин.
– Впрочем, чего в жизни не бывает. Погружаемся?