Если остаться жить

Романова Наталья Игоревна

— Давно, — соврала Ира.

— Я спросил потому, — признался Валя, — что хотел узнать, сколько вам лет?

— Сколько же, вы думаете?

— Я здорово угадываю всегда возраст, у меня талант к этому есть, а вот ваше лицо такое странное, что я никак не могу понять, сколько вам лет. Вам можно дать восемнадцать, но сама логика говорит, что этого не может быть. И еще один вопрос: вы замужем?

Вероятно, никому другому Ира бы не ответила на такой вопрос при исполнении служебных обязанностей.

Но Валя стоял перед ней такой не от мира сего, что она сказала:

— Нет.

— Тогда мне хочется еще раз с вами увидеться.

Ира

сделала вид, что не понимает, куда клонит Валя.

— Ну конечно же, если я буду писать, я еще не раз…

— Нет, нет, — прервал ее Валя, — я хочу вас видеть не как журналиста.

— Мне пора, — сказала Ира, она понимала, что должна рассердиться, должна поставить этого нахала на место, но она как-то не умела этого сделать.

— Ну что вы смотрите на меня как на чокнутого? Я и есть чокнутый.

Ира засмеялась.

— Правда, правда. Меня в детстве Зина уронила. А то бы я тоже стал продавцом.

— Да ну вас, — сказала Ира. — Лучше бы вы всерьез рассказали мне о Зинином детстве. Вы ведь прекрасно понимаете, что никакого материала для статьи мне не дали. Нарочно, конечно.

— Нарочно, — признался Валя. — Скажите ваш телефон.

— Не скажу, — отрезала Ира. — Позовите Зину из кухни, и я пойду.

Ира спешила домой. Должен был прийти Боря, принести ей работу друга о двух путях окисления.

Непрерывность действия: кто-то читает гранки, кто-то заказывает ей материал, кого-то она устраивает на работу, кому-то редактирует рассказ. Звонки, события… все это нужно Ире, как недавно еще ей был нужен ворох бумаг на столе. Написано тогда было пять строчек, а бумаг — словно роман уже целый написан: но Ире слишком надоел пустой стол — свидетель ее бездеятельности.

Теперь другое: люди, люди, побольше людей. Кто-то делает ей, кому-то делает она что-то совсем незначительное. И Ире кажется, жизнь ее бурлит. Жизнь действительно бурлит, только не ее, а чужая. А ее? Ее жизнь все та же — жизнь, взвешивающая на весах каждый шаг, каждое ее действие. Не слишком ли? Стоп! Спазмы. Значит, слишком. И опять перерасчет сил, бездействие, тоска. И вдруг звонок, потом еще один, еще… Ира понимает, что все это бутафория, бутафория, созданная ею же. Понимает… понимает… и вдруг где-то перестает понимать, забывает об этом. Забывает на минуту, на две. Эти минуты — это минуты искусственно созданной жизни. Они помогают прожить Ире дни, недели, месяцы.

Так было при маме, но сейчас рядом нет мамы. Ира хочет приостановить поток событий. Но у нее даже и на это нет сил.

Как только Ира вошла в квартиру, раздался телефонный звонок. Звонил Илья Львович предупредить Иру, что задержится. Сначала на совещании, а потом, возможно, зайдет поужинать куда-нибудь. В больницу к Пусику Илья Львович поедет завтра, поэтому пусть Ира оставит записку для Пусика на столе. И пусть не волнуется, что не едет к маме, обидчивого Пусика он берет на себя.

Ира положила трубку в смущении. Что-то давно забытое вспомнилось ей. Ведь раньше папа всегда разговаривал с ней так. Но сейчас? Почему вдруг?.. «Это мама, наверное, попросила: быть с Ирой без нее поосторожнее», — подумала Ира.

Диссертация о двух путях окисления, которую принес Боря, была толстой.

Ира взяла ее в руки и вдруг прочитала: «Петроченко». Да ведь это тот самый ученый, у которого Иван Петрович просил взять интервью!

— Конечно, тот самый, — подтверждает Боря, ведь его друг работает в университете.

— Только вы ничего

не рассказывайте Петроченко обо мне, — просит Ира. Ира не хотела, чтобы в журнале каким-нибудь образом стало известно, что она больна.

Ира отдает диссертацию Боре. Боря начинает читать.

История вопроса, методика исследования, опыты… Ира слушает и ничего не понимает. АТФ, митохондрии, ингибиторы… Когда-то Ира все это знала, все учила, все сдавала на «отлично», но теперь…

Боря терпеливо объясняет. Объясняет, словно она никогда и не училась на биофаке.

Для того чтобы лампочка загорелась, ее достаточно включить в электросеть. Человека нельзя включить в электросеть, но человеку тоже нужна энергия. Она нужна его мышцам, чтобы те могли сокращаться, его головному мозгу, чтобы он мог думать, его сердцу, чтобы оно могло биться. В организме человека миллиарды станций, вырабатывающих энергию. Эти станции работают на кислороде, который переходит от цитохрома к цитохрому. При этом выделяется энергия. Энергия скапливается в АТФ (аденозинтрифосфорной кислоте) и потребляется организмом по мере надобности. Но оказывается, станции, вырабатывающие энергию, могут вырабатывать ее в двух видах: в виде химической энергии, накапливаемой в АТФ, и тепловой, которая рассеивается по организму, поддерживая его температуру. Какую энергию в какой момент вырабатывать — диктует состояние организма. Охлажденный организм требует тепловой энергии. Требует! Ну, а если механизм переключения на окисление с выделением теплоты не работает? Вот тогда-то организм и начнет охлаждаться и его придется согревать шапками, платками, рефлектором…

Нет, механизм переключения еще до конца не изучен, не изучена еще и болезнь, связанная с нарушением такого переключения, но ведь это все можно изучить… Теперь Ира жалеет, что так получилось с интервью.

А Боре вдруг приходит в голову совершенно новое решение его рассказа, и, хотя оно начисто перечеркивает все то, что придумала в прошлый раз Ира, она не огорчается. Ведь это означает, что Боря не ученик, который слепо подчиняется указаниям учителя, а человек творческий, ищущий, одаренный.

— Очень хорошо, что я снова это перечитал. Очень хорошо, — твердит Боря.

Ильи Львовича все не было. Боря ушел. Ира уже начала засыпать, когда ее разбудил поворот ключа в дверях и шепот Ильи Львовича.

«С кем это он?» — удивилась Ира.

Илья Львович все шептал и шептал, то погромче, то потише. «Это он сам с собой», — вдруг поняла Ира. Илья Львович часто говорил сам с собой. Правда не так интенсивно. «Наверное решил задачу», — подумала Ира и спокойно заснула.

Киоски преследовали Иру. Ее тянуло к ним. У мороженщицы Ира спросила:

— Вам нравится ваша работа?

— Работа как работа, — ответила та.

И Ира поняла, что Зина для нее клад. Ну конечно же клад. Когда наблюдаешь, как Зина продает, понимаешь: продавать — ее призвание. Но что еще знает Ира про Зину? Ничего, разве только что у нее брат немножко того. Ира решает пойти завтра снова к Зине и расспросить ее потолковее.

Дома Галина готовила обед. Ира поздоровалась с ней и пошла к себе. Ира хотела чаю, но зайти на кухню не могла, так как там было жарко, а жары Ира боялась точно так же, как и холода. Ира сидела и думала, удобно ли пойти попросить у Галины чаю. Но Галина вдруг пришла сама. Лицо у нее было красное, узкие глаза превратились в две щели, из которых стрелял гнев.