Если сердце верит

Делински Барбара

— Вам не следовало созывать ради этого пресс-конференцию.

— Нет, следовало. Это новый поворот в деле, которое так долго приковывало ваше внимание. Но теперь вы все устали от него, переключились на другие сюжеты и не стали бы перепечатывать ни строчки из «Лейк ньюс», если бы я не пригласил вас сюда.

— Почему вы так уверены, что мы будем писать об этом?

Джон ухмыльнулся. Уж он-то уверен. Он знает, как рассуждает журналист. Черт возьми, разве сам он не был одним из них?!

— Оглядитесь. Сколько здесь собралось представителей прессы!

Неужели вы рискнете упустить этот шанс, зная, что ваш конкурент наверняка поместит на первой полосе броский заголовок и тем самым сделает выигрышный ход? Мисс Блейк порочили и поливали грязью, пусть же теперь и реабилитируют ее на первых полосах.

— Но в результате будет опорочен Салливан. А он уже и так уволен. Разве это недостаточное наказание?

— Это было бы достаточным наказанием, но «Пост» стремится сохранить все в тайне. Они не собираются объявлять о его увольнении своим читателям, потому что тогда о них самих плохо подумают. Они не откроют рта даже тогда, когда Салливана приютит другая газета. Да и пускай. Ведь должен же он как-то зарабатывать себе на жизнь. Но я считаю необходимым предупредить читателей. — Джон указал на еще одну поднявшуюся руку.

— Мисс Блейк, вы артистка эстрады. Не кажется ли вам, что этот скандал может способствовать вашей дальнейшей карьере?

— Я учительница. И я потеряла работу из-за того, что «Пост» оклеветала меня. И еще я — пианистка. И эту работу я тоже потеряла, потому что… дурная слава… потому, что кто-то поверил нечестным людям. — Она сделала паузу и собралась с духом. — Это был очень тяжелый опыт. Не думаю, чтобы мне когда-нибудь захотелось подобной славы.

— Не прокомментируете ли обвинения по поводу кражи автомобиля?

Кэсси опередила ее:

— На ваш вопрос отвечу я, поскольку видела судебное дело. Обвинения не было. Мисс Блейк не знала, что сидит в краденой машине. Поскольку она была несовершеннолетней и прежде не привлекалась к ответственности, судья продолжил процесс, не вынося приговора. Обвинения были сняты, а дело засекречено. Опубликовав эти материалы, мистер Салливан нарушил гражданские права мисс Блейк. И ему придется ответить за это.

Вдруг с левой стороны, из средних рядов, поднялся некрасивый человек. Когда он обратился к Джону, Лили стало не по себе.

— Правда ли, — заговорил Джастин Барр своим самоуверенным голосом, — что вы питаете личную неприязнь к Терри Салливану?

— Вы неточно выразились, — громко отозвался Джон, считая это еще одним подарком судьбы. Да, о Лили Блейк будут помнить не только по сфабрикованной истории о ее связи с кардиналом!

Джон увидел страдальческие глаза Лили. Она знала, что сейчас случится, и не хотела этого. Черт побери, он и сам не хотел. Но Джастин Барр — отнюдь не невинная овечка. Он не задумываясь играл репутациями людей — просто стрелял наугад ради собственного удовольствия. Пожалуй, пора ему заплатить за это и оказаться на месте жертвы.

Джон посмотрел в лицо Джастину Барру.

— Я ненавижу этого человека.

— Значит,

у вас тоже есть причины порочить его имя, как и у него — посягать на репутацию кардинала Россетти.

— А я не порочу его. Я просто излагаю факты о детстве и семье Терри Салливана, которые проливают свет на причины его поведения в отношении мисс Блейк.

— А кто для вас мисс Блейк? — вызывающим тоном спросил Барр.

Джон даже не моргнул.

— Невинная жертва. Теперь моя очередь, мистер Барр. В Бостоне есть одна дорогая проститутка, работающая по вызову. Ее зовут Тиффани Куп. Кто она — для вас?

— Я не знаю этого имени, — ответил Барр.

— Допустим. Зато его знает Джейсон Вейдермейер. Ведь именно он подписывал чеки для мисс Куп. Причем в течение последних восьми лет. Итак, Джейсон Вейдермейер. Разве это не ваше настоящее имя?

— В мире есть и другие Джейсоны Вейдермейеры, — отозвался Барр, но в зале засмеялись. Добиваясь известности, он охотно давал интервью журналистам. И в своих высокопарных выступлениях утверждал, что именно целеустремленность, прилежание и безупречные моральные установки превратили никому не известного Джейсона Вейдермейера в знаменитого и уважаемого всеми Джастина Барра. Все, кто знал о Джастине Барре, знали и о Джейсоне Вейдермейере.

Смех в зале усилился. У Барра здесь было слишком мало сторонников. Лили с облегчением выдохнула и немного успокоилась. Джон почувствовал: она поняла и простила его, а заодно избавилась от ненависти. В эту секунду он осознал, что его затея удалась.

Но Барр снова возвысил голос:

— Да кто вы-то такой, чтобы обвинять меня в подобных вещах? И кто вы такой, чтобы требовать у мистера Риццо документы? Вам не удалось добиться успеха в Бостоне — и вот вы издаете тут свою тощую заштатную газетенку. Кто вы такой, скажите, чтобы совать свой нос в чужую жизнь?

Джон снова поднялся.

— Я — заинтересованный гражданин. Жизнь Лили Блейк разрушили ради газетных тиражей, а в вашем случае — ради высоких рейтингов передачи. Вы сдирали с нее кожу в вашем шоу, мистер Барр. Вы представили ее безнравственным и развратным существом. Так давайте же поговорим о тех, кто действительно безнравствен и развратен. Как вам понравится такая, например, тема, как плети и ремни? А наручники с цепями? Хотите указывать пальцем на других людей, мистер Барр? Так не лучше ли позаботиться о том, чтобы никто не указал на вас? — Джон оглядел присутствующих. — Еще вопросы?

В ответ Лили услышала ошеломленное молчание зала. Да после всего этого мало кто осмелился бы задать вопрос. Ведь у Джона мог оказаться материал на любого из них. И все же одна журналистка рискнула. Эту хрупкую женщину едва ли услышали бы, если бы в зале не было так тихо.

— Мисс Блейк собирается написать книгу? — спросила она.

— Нет, — отозвалась Лили, вздрогнув при одной мысли об этом.

Снова короткая пауза. Потом откуда-то из глубины зала донесся как бы оправдывающийся голос: