Если смерть проснется
Шрифт:
Но страх почему-то исчез, и в душе воцарился странный покой. Все кончено. Не надо притворяться, жить в чужой шкуре. Ведь все это делалось ради нее…
— Ты ошибаешься, Ивор! — голос Баюра звучал издалека, еле слышно. — Ты делаешь это не для нее. Просто тебе такая жизнь по душе. Это ведь лучше, чем быть холопом или простым сотником. Не жалей ее — ведь ты убил уже многих, а убьешь еще больше. Ты отрастил жабры, навий выкормыш.
Надо было кричать, вопить, бежать обратно, чтобы зарезать — нет, задушить! — этого изменника, но его охватило непонятное
Навко долго умывался, вытирался льняным жестким полотенцем, прогоняя ночной кошмар. Сон расстроил, но почему-то не сильно. Все это ложь! Душа Баюра никак не может оставить его в покое. Он — сотник Навко. Здесь, в Валине, он надел чужую личину, чтобы спасти свою невесту. Все остальное — ложь, и думать об этом нельзя. Особенно сейчас, когда впереди разговор с Уладом.
Стража пропустила его в покои Кея, но самого Улада там не оказалось. Один из кметов пояснил, что Кей сейчас подойдет и просит прощения за задержку. Навко кивнул и только потом сообразил — Кей Улад просит прощения у бывшего холопа! Но тут же поправился — не у бывшего холопа, а у своего палатина. Ничего удивительного, Улад всегда с ним вежлив.
Навко присел на табурет у высокого резного стола и развернул взятую с собой мапу. Он почти не волновался. И не только из-за неглупых советов Кошика. В это утро, умываясь холодной водой, смывавшей ночную жуть, он внезапно понял, что следует делать. Он спасет себя и Алану. Ее — от плена, себя — от тяжкой славы изменника. Проклятый Баюр ошибся! Странно, почему это сразу не пришло ему в голову!
Дверь скрипнула. Навко вскочил, ожидая увидеть Кея, и почувствовал, как холодеют руки. На пороге стояла Алана.
— Т-ты…
— Чолом, палатин Ивор! — девушка побледнела, но поклонилась по чину, и голос — знакомый голос — звучал спокойно и равнодушно. — Извини, думала, Кей здесь.
— Алана!
Забыв обо всем, он бросился вперед, схватил ее за руки…
— Пусти.
Навко отшатнулся. И не только потому, что вовремя вспомнил об опасности. И даже не из-за равнодушного спокойствия ее зеленых глаз. Он вдруг вспомнил Падалку. В ноздри ударил резкий запах ее кожи. Он долго умывался, тер лицо, руки, грудь полотенцем, но запах все равно остался, даже стал как будто сильнее. Алана может почувствовать, женщины чуют такое! Стало стыдно — впервые за много дней. Что же он делает?
— Как… Как ты?
— У меня все хорошо, палатин Ивор. И тут стало ясно. Ее равнодушие — не напускное. Стыд сменился испугом:
— Алана! Я… Это все — ради тебя! Ради тебя! Девушка медленно качнула головой:
— Навко! Что же ты делаешь, Навко?! Ты знаешь, что о тебе говорят люди? Если ты еще любишь меня — исчезни! Иначе погибнешь!
— Ничего! — на сердце сразу полегчало. — Они ничего не узнают! Подожди немного…
— Ты уже почти погиб, Навко. Уходи… Скоро ты совсем превратишься в Ивора!
Его словно ударили по лицу. Значит, она боится не за его жизнь? Она боится… Но ведь это
Он схватил Алану за плечи, прижал, и вдруг его охватило желание — бешеное, неудержимое. Девушка молча билась, пытаясь вырваться, но его руки сжимались все сильнее, в голове мутилось, в горле застыл крик. Он никогда не хотел так Алану. Еще миг — и он повалит ее на ковер — как Падалку, рванет вышитый ворот богатого платья…
Навко отшатнулся, схватил себя за горло и резко сдавил — до боли, до желтых пятен в глазах. Алана быстро поправляла платье. Навко заметил, что губы девушки мелко дрожат, и он вдруг понял, что если бы не Улад… Он облегченно вздохнул. Хвала Матери Болот! Алана бы его не простила! Она ведь не сенная девка, привыкшая ложиться под каждого «газду»!
— А-а! Вы здесь!
Улад быстро вошел в комнату, кивнул Навко и повернулся к девушке:
— Я зайду к тебе попозже. Иди.
Алана поклонилась и, не сказав ни слова, вышла. За эти мгновенья Навко пришел в себя. Потом — все потом. Сейчас — Рыжий Волчонок…
— Садись, Ивор!
Улад присел к столу и кивнул на мапу:
— Поговорим?
— Да, Кей! — Навко постарался усмехнуться— спокойно, уверенно. Он готов.
— Только, п-понимаешь…
Пальцы, унизанные тяжелыми перстнями, застучали по столу. Навко уже знал: если Кей начал заикаться, добра не жди. Впрочем, он понимал, в чем дело.
— Старшему кмету Прожаду не нравится мой план?
— Н-ну…— Улад поморщился, нелепые усики дернулись. — Б-боюсь, он прав.
Навко вспомнил нелепого парня Кошика:
— Если Кей изволит выслушать… Я не стал говорить Прожаду всего. Некоторые вещи должен знать лишь ты.
План излагался легко. Навко продумал его досконально, и теперь ему казалось, что никакого Кошика и не было, он придумал все сам. И это — и то, о чем он Рыжему Волчонку не скажет.
Лицо Улада менялось. Настороженность сменилась интересом, затем — откровенной радостью.
— Хорошо! В-вот это хорошо, Ивор! Ты прав, ведьма не б-бросит свой Коростень! Он вскочил, быстро прошелся по комнате, затем резко взмахнул рукой:
— Надо спешить! Сегодня утром прибыл гонец — Сварг вошел в Савмат!
Навко кивнул. Этого и следовало ожидать после того, как три дня назад пришла потрясшая всех весть о гибели Рацимира.
— Прожад говорит… Он считает, — Улад вновь поморщился, — что н-нам будет трудно разбить Сварга. Мы… Я надеялся, что кто бы из них ни победил, его войско б-будет ослаблено… Но битвы не было!
Навко вновь кивнул и еле удержался, чтобы не усмехнуться. Волчонок сам вел разговор, куда следовало.
— Лантах, — негромко напомнил он, — твой Кобник, Кей. Самое время попросить его…
— Да-да! — Улад резко выпрямился. — К-конеч-но! Он же обещал! Ты… Ты сможешь поехать к нему? Я п-понимаю, это опасно…
— Я готов, Кей!
Навко поклонился, радуясь, что все идет как надо. Все — кроме Аланы.
— Он д-должен, должен помочь, Ивор! Когдая войду в Савмат… Скажи, волотичи покорятся?