Если убить змею
Шрифт:
Мужчины, уже в седлах, ждали его. Один из них подхватил мальчика и усадил на своего коня. Они тронулись в путь.
На закате они увидели Эсме. Она сидела на вершине голого холма съежившаяся и безучастная ко всему. Они приблизились к ней. Она даже не подняла глаз на подъехавших всадников. Хасан соскочил с коня и подбежал к матери.
— Мама, я за тобой, поедем. — Он прильнул губами к ее уху и зашептал: — Мама, отец превратился в привидение. Дядя сам видел его, и другие тоже. Он вышел из могилы в белом саване и все стонал, стонал.
Эсме ничего не поняла, может быть, даже не расслышала тихого, как полет мухи, шепота сына. А может быть, только сделала вид, что ничего не слышит.
Хасаном завладел страх. Не для того ли явился дух отца, чтобы убить его мать? Мальчику становилось все страшней и страшней, он вцепился в руки матери.
— Вставай
Он потянул ее. Мужчины держались в отдалении и пристально следили за матерью и сыном. Эсме с трудом поднялась и, понурившись, сделала несколько шагов. Один торопливо спешился, помог ей сесть на коня и подсадил Хасана к другому всаднику. Они тронулись в путь.
Вся деревня собралась их встречать. Люди стояли хмурые, молчаливые. При появлении Эсме ропот прошел по толпе. Кто-то крикнул:
— Да погаснет очаг в твоем доме, Эсме! Из-за тебя несчастный Халиль стал привидением. Все мы видели его, и не раз. Он требует возмездия. Расплатись кровью за его гибель, иначе призрак Халиля заберет у тебя сына.
Эсме с каменным лицом, ни на кого не глядя, протиснулась сквозь толпу и вошла в свой дом.
На некоторое время в деревне воцарилась тишина. Все как будто забыли Хасана, Эсме, привидение. Сельчане предавались своим мирным повседневным заботам. Сколько времени продолжалось затишье? Может быть, полгода, может быть, год. Но Эсме это неожиданное затишье, да еще на такой долгий срок, лишь насторожило. Она часто делилась своими страхами с мальчиком. Не к добру, говорила она, притихли люди. Не за себя она боялась — за сына. Не приключилась бы с ее ребенком какая беда. Временами она прижимала руку к своему тревожно бившемуся сердцу.
Однажды утром произошло событие, которое напугало Эсме, впрочем не очень сильно.
Уклонившийся от призыва в армию Керим ходил по деревенским улочкам от дома к дому и, покачиваясь всем своим несуразным туловищем на длинных тощих ногах, рассказывал: «Вчера вечером я видел его. Да-да, призрак Халиля. Он спускался с горы. А я как раз шел наверх, в Аликесик. Поднимаю голову, и — Аллах всемогущий! — что я вижу! Стоит высокий, в белоснежном саване, так и лучится в темноте. А глаза искры мечут. Заступил он мне дорогу. „Стой, говорит, Керим. Узнал ли ты меня?“ — „Узнал, отвечаю, Халиль, тебя, по голосу узнал“. — „Да-да, это я, — говорит он. — Я стал призраком. И кто в том повинен, знаешь ли ты, Керим?“ И сам же отвечает: „Мать моя — безбожница, братья — подлецы, сын — сопляк и тряпка. Никто ни роду, ни племени не признает. А уж про мою жену и толковать нечего, она-то и убила меня. Передай моей матери, Керим, что я проклинаю ее. И братьям передай, Керим, мое проклятье. Пойди к ним и слово в слово передай. Мой сын Хасан вырос уже, но лучше бы вовсе не было у меня сына, чем такой слюнтяй. Из-за него-то я и стал привидением, из-за него-то нет мне покоя на том свете, не могу я мирно лежать в могиле, ангелы ада клеймят меня раскаленным железом“. Халиль долго стонал и плакал. Наконец заговорил опять: „О, Керим, не спрашивай, каково мне. Ты видишь сейчас меня в облике высоченного, чуть не с минарет, покойника в белом саване, но далеко не всегда я таков. Что ни день ангелы придают мне новое обличье. То обращаюсь я в бездомного пса, до рассвета вою в горах, подбираю падаль. То становлюсь орлом — и тогда прилетаю к воротам родного дома и вижу своего злополучного сына, который держит в руках ружье, но не знает, для чего оно ему дано. Он стреляет мелких пичуг, орлов, зайцев, лисиц. Чем убивать этих жалких бессловесных тварей, лучше бы убил женщину, что была мне женой, избавил бы меня от мучительной участи быть призраком, змеей, сколопендрой, котом… Конечно, неплохо быть котом, но… Однажды ангелы превратили меня в кота. Я помчался к родному дому. Женщина, что была мне женой, пригляделась ко мне и сказала, что я ей напоминаю покойного мужа Халиля, да как пнет меня ногой. А потом швырнула палкой в голову. Если б я не увернулся, так и остался бы там лежать. Чудом спасся. Чудом спасся от этой злобной гадины. Ни мать, ни братья, ни сын не ведут себя по-людски. Керим, прошу тебя, заклинаю: пойди к моей бывшей жене, попроси ее спасти меня, избавить от мук. Если никто из моей родни не хочет ее убить, ни братья, ни сын, ни мать, ни верные мои друзья-товарищи, пусть сама наложит на себя руки — лишь бы не страдать мне больше. Не она ли родила мне такого
— Руки-ноги мои дрожали от страха, — продолжал Керим. — Но тут, к счастью, призрак исчез, растаял, словно дым, а вместо него, смотрю, кот трется о мои ноги, но вскоре и он исчез, и откуда ни возьмись появилась огромная сова, уселась на утес напротив. Не успел я очнуться, как сова превратилась в змею. Не выдержал я, бросился бежать. Не помню, как до дому добрался. Видите, тело мое все изранено, руки-ноги в крови. Утром пошел к знахарке, она раны мне перевязала и так говорит: „Керим, ты был другом Халиля, он тебе доверяет, потому и поручил тебе передать свою волю родным. Так иди же к его матери, жене, расскажи им обо всем. Иначе останешься в неоплатном долгу перед Халилем, и в день Страшного суда ангелы лишат тебя человеческого обличья, и придется тебе предстать пред очи всевышнего в виде ста тысяч улиток. Ты обязан поведать обо всем виденном тобою родственникам Халиля и односельчанам. Не сделаешь этого — возьмешь страшный грех на душу, окончательно загубишь Халиля и сам пропадешь“».
Много дней только об этом и говорили в деревне. Находились такие, которые тихонько посмеивались над рассказом Керима, не верили, что Халиль мог стать совой, улиткой, котом, что он в белом саване пролетал над деревней. Но были и такие, что принимали слова дезертира Керима за чистую монету и готовы были пойти на любую крайность, лишь бы избавить Халиля от посмертных мук.
И получалось так, что все эти разговоры оборачивались в первую очередь против мальчика, его обвиняли в том, что покойный отец превращается в сову, улитку и червя, что его в загробном мире пытают каленым железом. Люди при встрече с Хасаном принимались сетовать на горькую участь Халиля и укорять мальчика в бездушии. В их глазах его не оправдывало даже то, что человек, которого ему следовало убить, доводится ему родной матерью, ведь призрак-страдалец — не кто иной, как его отец. Разве не кровь Халиля течет в его жилах? Как же он смеет мириться с тем, что отец до конца света обречен скитаться в облике улитки?..
Изо дня в день являлся Керим к Эсме и сотни, тысячи раз рассказывал о своей встрече с призраком и чуть не плача передавал ей мольбу Халиля. Эсме молчала.
Однажды Керим не выдержал, вспылил:
— Слушай, Эсме, конечно, мое дело стороннее, но ведь я из жалости к тебе еще не все рассказал. Призрак велел мне сообщить вот еще что: либо ты сама лишишь себя жизни, либо он заберет к себе в загробный мир сына. Ну что, Эсме, и после этого ты будешь упрямиться?
Эсме так и не обронила ни слова.
С этого дня Керим стал преследовать мальчика. Ему никак не удавалось встретиться с ним с глазу на глаз. Он шнырял по скалам Анаварзы, по берегам Джейхана, в полях, по дорогам — искал встречи с Хасаном. А тот, едва завидит его, спешит укрыться. Словно сквозь землю проваливается. Не раз, бывало, Керим шептал про себя: «Этому сопляку, должно быть, покровительствуют джинны, иначе по какой причине уже много месяцев кряду я не могу его найти». Поздним вечером, ранним утром врывался Керим в дом, надеясь захватить мальчишку врасплох, но и тут Хасану удавалось вовремя улизнуть. Зачем ему встречаться с дезертиром, он и без того слово в слово знает, что тот ему скажет.
Но однажды Кериму все-таки удалось застичь Хасана. Это произошло на восточной стороне Анаварзы, на берегу речки Саврун, когда мальчик голышом купался в прогретой солнцем воде. Он не успел спрятаться или убежать. Пришлось ему сесть рядом с Керимом и от начала до конца выслушать всю историю встречи с привидением.
— Теперь совесть моя чиста, — завершил свой рассказ Керим. — Твое дело — поступить, как сочтешь справедливым: отомстить за убийство или оставить отца на вечные муки.
Вдруг рядом с ними на голый камень вползла ящерица. Керим встрепенулся: