Если в сердце осколок чужой души
Шрифт:
— Зачем ты явился Тамерлан? — раздался в стороне тихий шепот, я повернула голову на звук, узнавая этот голос, ведь он уже шептался со мной.
— Они умрут, — Тамерлан показал на нас, и я как будто увидела нас с демоном, таких несчастных и убогих, лежащих на несуществующем клочке тверди среди мрака и пустоты. Как будто я смотрела глазами самой богини.
— Убей меня, — тихонько взмолилась несчастная серая тень. — Убей меня, Тамерлан. Я не могу так больше, боль всех тех, кто упокоился за моей спиной, все они тяжелыми кандалами тянут меня в пучину отчаяния. Еще немного и сойду с ума, тогда мир содрогнется, ибо безумие бога страшно. Прошу,
— Зачем ты предала меня, женщина?
— Я не знала…
— Лжешь! — взревел бог, я съежилась, впервые за много лет мне было страшно, невероятно страшно. Остаться наедине с умирающими богами, в клетке, откуда нет выхода, с таким горячим желанием жить. С желанием спасти две жизни, которые так много не успели.
— Дариан, — тихо прошептала я и потрясла демона, силясь разбудить. Чем его опоили жрецы? Я припала к нагой груди и прислушалась. Сердце еще билось. Самым большим страхом было бы не услышать этих мерных глухих ударов. В висках послышался стук моего сердцебиения. Казалось, эти два звука пытались слиться воедино, лишний раз доказывая, как нам другу друга не хватало, и как близка та грань, когда мы можем потерять нас. Закусив губу, я едва сдержала слезы, чтобы не разреветься, как Сиата, не переставающая лить слезы в собственной скорби.
— Я просто поверила им, своим детям, — раздался новый всхлип богини, я снова повернула голову в сторону сияющего Тамерлана. — Ты ведь тоже верил своим, — проговорила богиня обиженно, печально.
— Почему ты просто не пришла ко мне? — понизив голос, спросил Тамерлан. — Ведь я любил тебя. Я бы помог разобраться во всем, обличить лжецов…
— Я не посмела предать народ свой…
— Не смогла предать народ свой? — бог-демон начинал терять терпение. — Но они сами предали тебя. Посмотри. Посмотри на деяния их. Сколько душ они загубили, чтобы оставить тебя в темнице собственного отчаяния?!
— Замолчи, — совсем тихо взмолилась серая тень и сгорбилась еще больше, обхватив голову руками. Внутри меня что-то печально оборвалось от вида этой несчастной женщины: она уже не одно столетие вот так лила слезы. Может, это от того, что в груди трепетал осколок божественной души, кто знает? Но сейчас так остро ощущалась эта боль.
— Сиата, они последние. Больше ни в тебе, ни во мне не осталось осколков душ, — Тамерлан отвел руку в сторону, указывая на меня и бездвижного демона предо мной. На миг мне стало еще страшнее, я вцепилась в демона, боясь его даже отпустить. Нет, я не хочу, чтобы он умер, даже не узнав, что я так долго любила его, все это время. Что я так боялась признаться ему в своих чувствах. Нет, только не так. Я положила голову на грудь Дариана и обняла его холодное тело, которое возможно и не согреется боле.
— Я не знаю, что мне делать… Я много лет умирала вместе со всеми этими душами, будто меня и не было никогда, — сквозь плач тихо говорила богиня, растягивая слова. — Будто, все было сном, далеким, нереальным. Мне кажется порою, что я уже мертва… Не лучше ли просто убить меня?..
Я слышала каждое слово, произнесенное хриплым женским голосом, и плакала. Холодная кожа под моей щекой намокла от горячих соленых слез, я еще крепче обхватила демона. Осознание того, что вместе с богиней могу умереть и я, прошлось будто разряд молнии по телу.
— Отпусти, — серебристый свет переместился вперед к тени и объял ее. — Не губи еще жизни, ты не в праве их отнимать. Как и я не вправе отнимать жизнь у него, — мягкий всплеск света
— Скажи, Тамерлан, почему ты ушел в Бездну? Почему не пришел ко мне? — раздался робкий вопрос.
— Глупая женщина. Ты сама отвернулась от меня, я не смог даже приблизиться к твоему миру. Такова была твоя любовь? Я стучался в запертые двери…
— Прости… Прости меня, Тамерлан.
— Как можно простить спустя столько лет? Спустя столько смертей и пролитой крови? Когда столько боли причинили твои дети всему Сплетению. Ты ведь сама знаешь, скольких они сподвигли на войны, скольких живых существу отправили на жертвенные столбы…
— Прости…
— Не у меня тебе надо просить прощения, Сиата, — неожиданно спокойно произнес Тамерлан. — А у всех душ, что остались в твоей тьме. И у них, они умирают в твоей тьме, в них последние осколки наших душ.
Серая тень подняла голову, я видела смутно, сквозь пелену горьких слез. Но даже и так, в свете, исходящем от бога-демона, вполне различала фигуру эльфийской девы укутанную в саван: грубый, бесформенный, больше напоминающий тени скопившиеся вокруг нее. Стоило мне только подумать об этом, как на самой ткани я стала различать черты лиц, очертания рук. Бездна. Дева богиня и правда была окутана призраками душ, что не находили упокоения, не уходили в круг перерождения и чернели в ненависти своей, отравляя саму богиню.
— Поднимись с колен, Сиата, найди в себе силы, — снова прогремел голос Тамерлана.
— Не могу… — две костлявые руки, едва обтянутые серой кожей взметнулись к лицу. Она снова прятала свое лицо в ладонях и сотрясалась, всхлипывая.
— Можешь, — крик разлетелся внезапно, будто над головой пророкотала туча, готовая разразиться грозовым дождем. Даже я вздрогнула и зажмурилась.
Ватная тишина стала слишком тяжелой. Не выдержав оную я отерла глаза от соленой влаги и глянула в сторону богов. Серая тень поднялась на ноги, бог-демон протянул ей свои руки, и не было в его взгляде ни ненависти, ни злости, ни брезгливости.
— Ты потерял крыло.
— Ты только сейчас заметила? — ласково хмыкнул демон и притянул к себе деву, сжимая в объятиях.
Тепло. Такое нежное, ласковое, оно кольнуло в груди и медленно стало расплываться в стороны. В голове сразу замельтешили воспоминания, даже не перечесть, сколько их было, счастливых или не очень, но в моменты, когда в них мелькал Дариан, сердце билось чаще, все быстрее разгоняя по телу черное пламя.
— Пойдем, — боги, наконец, отодвинулись друг от друга. Тамерлан взял за руку свою возлюбленную, которую не видел уже многие столетия, они направились к нам. Серебристое свечение остановилось совсем рядом, моей головы коснулась чья-то рука, я подняла голову, жмурясь от яркого света.