Если в сердце живет любовь

Бродбент Люси

— А разве кто-то сказал, что ты глупа? — удивляется Бретт.

— Видела вашу с Беллой фотографию. Как ты мог?!

Бретт весело хохочет. А вот такой реакций я не ожидала. Неужели он настолько черств и непонятлив? Как можно смеяться?

— С Беллой? — переспрашивает Бретт. — Но, дорогая…

— Не смей так меня называть, — обрываю я. — Никакая я тебе не дорогая. Даже не пытайся отрицать, потому что я видела фотографию и…

— Перл, сейчас приеду. — Он не дает договорить. — Через двадцать минут буду.

— Не смей, — категорически

запрещаю я, но Бретт уже отключился и ничего не слышит.

Звонок раздается в тот момент, когда я крашу губы. На решающий поединок гладиаторы выходят в начищенных до блеска доспехах.

— Привет, — с опаской здоровается Бретт, едва открываю дверь. Наверное, боится, что начну чем-нибудь кидаться. Только такого обращения негодяй и заслуживает. На нем кожаная куртка лихого байкера, а под мышкой шлем. Увидев, что я не вооружена, решается переступить через порог.

— Хочу кое-куда тебя пригласить.

— Ни за что на свете.

— Но ты сразу все поймешь.

— С какой стати?

— Сама увидишь.

— Еще чего.

— Ну пожалуйста, поедем. Не пожалеешь.

— Не могу, — отпираюсь я. — Очень много дел.

— Перл, это необходимо, правда, — серьезно настаивает Бретт. — Пожалуйста. Хочу объяснить что-то очень-очень важное.

— Но я видела вашу с Беллой фотографию.

— Поедем. — Он уже на грани отчаяния. — Обещаю, надолго не задержу.

Уговаривать этот человек всегда умел.

Сижу на заднем сиденье мотоцикла, а потому вынуждена крепко обнять Бретта. Ощущаю под курткой крепкие мускулы и даже чувствую, как при каждом вздохе равномерно поднимается и опускается грудь. Мчимся по Фаунтейн-авеню на восток мимо маленьких, покрытых сайдингом домиков и безликих многоэтажек, построенных в пятидесятые годы. Потом выезжаем на шоссе. Я в восторге от скорости, но, когда Бретт бесстрашно лавирует между машинами, в ужасе закрываю глаза.

— Смотри, не убей. У меня ребенок! — кричу ему в ухо. Что я вообще делаю и о чем думаю? Под колесами свистит бетонное покрытие. Опасно, черт возьми!

Скоро небоскребы остаются за спиной, а пейзаж приобретает промышленно-утилитарные черты. Железнодорожные пути, склады, депо, огромные ангары тянутся до самого горизонта. Оказывается, в стороне от пальм Беверли-Хиллз Лос-Анджелес почти уродлив.

— Куда ты меня везешь? — пытаюсь выяснить у Бретта, но он не слышит. Наконец сворачиваем с автострады и оказываемся там, где я не была еще ни разу в жизни.

Тротуар завален мусором, небо опутано телефонными проводами. На витринах магазинов и окнах домов красуются решетки, заборы венчает колючая проволока, стены расписаны и разрисованы причудливыми граффити. Проезжаем мимо магазина автомобильных кузовов, магазина интимных товаров, благотворительного магазина и рекламных щитов на испанском языке. Наконец, Бретт тормозит возле большого здания, окруженного забором из шлакобетонных блоков с тяжелыми металлическими воротами.

— Добро пожаловать

в прославленный Комптон, — провозглашает он, как только мы останавливаемся на краю дороги между двумя грузовиками и снимаем шлемы.

Вот это да! Всем известно, что Комптон — один из самых опасных районов в США. Главные достопримечательности — преступность и гангстерские группировки.

— Зачем ты меня сюда притащил?

— Сейчас увидишь. — Бретт загадочно усмехается. — Пойдем.

Уверенно ведет к ржавым воротам и нажимает кнопку.

— Это Бретт, — представляется он в микрофон переговорного устройства. В смотровом отверстии появляется глаз, а следом раздается скрежет отодвигаемого засова. Ворота открывает девочка лет двенадцати-тринадцати с яркой латиноамериканской внешностью.

— Привет, Бретт, — радостно здоровается она, широко улыбаясь и едва не пожирая гостя взглядом.

— Здравствуй, Амелия. Это моя подруга Перл, — приветствует он. Входим в небольшой двор и видим множество цветущих растений — и в горшках, и на клумбах. Резкий контраст с серым бетоном за забором.

— Добро пожаловать, — приветливо произносит девочка и закрывает за нами ворота. Замечаю торчащий живот. Одета Амелия в просторную футболку, скрывающую золотисто-карамельный оттенок кожи. Неужели беременна? Не может быть — сама еще ребенок. — Осталось три месяца, — гордо поясняет она, перехватив мой взгляд. — И тогда у меня будет свой малыш.

— Сколько же тебе лет?

— Тринадцать, сеньора. Пойдемте, я вас провожу. — Она кивает в сторону синей двери. Теперь понимаю, что здание скорее всего когда-то было школой.

Входим и попадаем в офис. Две сотрудницы перестают стучать по клавиатурам компьютеров и дружно приветствуют Бретта. Идем по длинному темному коридору, в конце которого в приоткрытую дверь заглядывает яркое солнце. Двери расположены и по обе стороны коридора. Бретт открывает первую и знаком приглашает в комнату. Это просторная спальня: три кровати аккуратно застелены желтыми покрывалами. Сразу вспоминается английская школа, вот только здесь веселее и уютнее, да и краска еще совсем свежая. Очень чисто. На окне белые домашние шторы, на полу ковер.

— Это моя спальня, — уверенно поясняет Амелия и садится на одну из кроватей. — А это Феликс. — Она берет в руки плюшевого медвежонка. — По-испански означает «счастливый». Это кровать Беатрис, а здесь спит Дора. — Показывает на соседние кровати, а потом кивает в сторону трех маленьких письменных столов у стены: — А здесь мы занимаемся.

— Очень красиво, — хвалю я и вслед за Амелией выхожу в коридор. Бретт молчит, но чувствуется, что внимательно за мной наблюдает и следит за реакцией. Амелия показывает другие спальни: надо сказать, они ничем не отличаются от первой. Открывает двери ванных и шкафов и, наконец, приводит в просторную столовую. Несколько девочек-подростков сидят вокруг одного из столов и пьют лимонад. Почти все они темнокожие.