Если женщина просит
Шрифт:
Это именно она произнесла про раззявистую молодежь.
Вторая, высокая жилистая старуха с морщинистым лицом в огромном серо-буро-малиновом берете, из-за которого она походила на гриб-мухомор со ссохшейся шляпкой, бросила на Аню суровый взгляд и открыла было рот, чтобы сказать что-то осуждающее. Дескать, едва с ног не сбила, разиня, но тут на Аню обрушился сильный удар, а потом ее перевернули и, встряхнув, поставили на ноги.
Конец. Больше нет сил. И – как глупо, как глупо…
Сквозь дурнотную пелену и головокружение
– Посмотри, она «дурь» у Кирика склеила по ходу. Посмотри у нее.
– Бля, дойки у нее не хилые, размер третий с половиной, верняк!
– А Кирик там валяется с дырявым чердаком!
– Су-у-ука!
Тут в отрывистую, пересыпанную колкой бранью и специфическими словечками речь ублюдков включилось какое-то басовитое бормотание, потом сявканье, потом возмущенный визг, грохот и – вопль:
– Да ты че, старая першня-а-а?!
Аня почувствовала, что падает лицом в опавшие листья, но если при первом падении ей показалось, что они колючие, холодные и жесткие, то сейчас словно ласковая, пуховая подушка приняла в себя ее щеку и лоб.
Она не видела, что происходило вокруг нее.
А посмотреть было на что.
Проходившие мимо старушки, дамы отнюдь не самых-самых весовых категорий, просто-напросто вмешались в безобразие: трое парней подскочили к упавшей девушке, один из них ударил ее ногой по голове, двое других заломили руки, а потом тот, кто бил, задрал ей футболку и начал шарить по телу, не обращая никакого внимания на онемевших старух.
– Госсподи, – дребезжащим голосом выдавила похожая на гиппопотама. – Евдокия Иванна, да у нее ж вся нога в крови. Сволочи!
«Мухомор со сморщенной шляпкой» Евдокия Ивановна ничего не ответила, а просто уронила в кучу палых листьев одну сумку, а со второй, увесистой, набитой до отказа, шагнула к трем подельникам Кирика и с размаху вытянула того, что обыскивал Аню, по голове так, что тот схватился обеими руками за «пидорку» и, смешно повернувшись вокруг собственной оси, свалился на асфальт.
Вот тут-то один из державших Аню, увидев, как падает его товарищ, и испустил вопль про «старую першню».
Толстая старуха, последовав примеру своей товарки, надвинулась на хулиганов, но средством воздействия на них она избрала несравненно более опасное оружие.
– Да ты че, бабка, давно мозги не полоскала, что ли, – начал было тот, что поменьше ростом, отпуская руку Ани и пятясь.
Но возмездие настигло его.
С неожиданной для ее тучной фигуры прытью бабуля налетела на парня и со всего размаху толкнула его животом. Вероятно, так доблестные рыцари таранили стены замков в Средневековье. Незадачливый хлопец полетел на землю, перекувырнулся и на глазах у остолбеневших уличных котов загремел головой о мусорный контейнер.
Целая куча зловонных отходов, бутылок, склянок, просто аморфного мусора обрушилась ему на голову.
Третий,
Толстая бабуля, войдя в раж, бросилась за ним вдогонку, крича: «Вот тебе, ска-а-атина!», а вторая методично колотила сумкой того, что первым получил на орехи, и приговаривала:
– Вот тебе дивиденды! Вот тебе дивиденды!
По всей видимости, эта дама была пострадавшим вкладчиком одной из финансовых пирамид и представляла, что колотит г-на Мавроди или подобного ему «Хопер-инвеста».
Аня пришла в себя от того, что кто-то провел шершавой теплой ладонью по ее щеке и произнес:
– Как они тебя, девонька… Ну-ка вставай.
– В больницу ее надо.
– Нельзя мне в больницу, бабушки, – пробормотала Аня, открывая глаза.
– А от нее водкой несет, как от нашего дворника Макеева. Может, и на самом деле в больницу не надо. В вытрезвитель, а?
– Грешно так шутить, Евдокия Иванна. Видишь, что у нее с ножкой-то?
– Да вижу, чай, не слепая.
Аня провела мутным взглядом по лицу склонившейся над ней женщины и произнесла:
– Здравствуйте, бабушка. Вы меня не узнали? Я Аня Опалева. Я с вашим Алешей… не узнаете?
– А и правда Аня, – выговорила старуха и пожевала губами. – То-то я смотрю: лицо знакомое. Ты ж Кольки-учителя дочка?
– Да.
– И где только наших, текстильщицких, не встретишь! Я всегда говорила, что нету им покоя, нашим-то. Непутевые все, шебутные. Взять хотя бы Ваньку мово, болвана чумурудного. Ваньку мово…
При упоминании этого имени суровая бабка вдруг распустила строгие сухие губы и всхлипнула.
Это была Евдокия Ивановна Каледина – родная бабушка Алексея.
Дамир Сафин мерил широкими шагами свою гостиную. На его лице были написаны раздражение и тревога.
Из отпущенного Вайсбергом срока осталось всего ничего – один вечер. И Дамир прекрасно понимал, что ничего не успеет сделать. Ничего. Потому что убийца – о, убийца Кислова прекрасно известен Вайсбергу. Дамир был уверен в этом, как и в том, что эта Анька Опалева, хорошенькая дура, на которой он по глупости чуть не женился три года назад, – что эта Анька вообще не при делах.
Дамир был уверен, что Вайсберг и организовал убийство собственного зятя. Не исключено, что у банкира и Юрки были какие-то трения, и потому он решил убить сразу двух зайцев: первым зайцем был, разумеется, нежеланный Юрка, а в статусе второго жертвенного длинноухого зверька выступал клуб «Аттила» и лично он, его владелец Дамир Сафин.
Тем более что после убийства Кислова куда-то бесследно исчезли два охранника клуба. Причем один из них был тот самый Леонид, что стоял на выходе и по распоряжению Дамира не выпускал из «Аттилы» никого.