Эссе о развитии христианского вероучения
Шрифт:
Тот же автор замечает, что первое толкование пророчества не является настоящим возражением против второго, когда однажды имеет место то, что кажется вторым толкованием; и подобным образом, интерпретация догматических текстов может быть буквальной, точной и достаточной, хотя, несмотря на это, возможно, она не охватывает всего того, что действительно является значением этих текстов в полным объеме; также более полное толкование, если это так, может быть менее удовлетворительным и точным, чем толкование текста и узком смысле. Таким образом, если протестантское толкование шестой главы [Евангелия от] Святого Иоанна было верным и достаточным для этого документа (чего я, конечно, не допускаю), оно все равно не может мешать католической интерпретации, которая, как минимум, абсолютно совместима с текстом, являющим высший смысл и единственно правильным. В таких случаях оправдание лучшей и более возвышенной интерпретации лежит в некоторой априорной вероятности, такой, как Вселенское согласие [Catholic consent]; а основанием узкой интерпретации является контекст и правила грамматики; и в то время как критический комментатор утверждает, что священный текст не должен означать больше, чем буква, те, кто придерживается более глубокого взгляда на него, утверждают, как Батлер в случае пророчества, что мы не имеем никакого права
7.
Теперь это всего лишь упражнение, заключающееся в проведении параллелей в рассуждении, чтобы интерпретировать предшествующую историю учения через его состояние в более позднее время, чтобы учесть, что оно предполагает более позднее раскрытие, согласно божественному намерению; ревностно злобствовать, отказываясь дополнить священный текст для исполнения пророчества, – это то же самое, что предъявлять претензии к Доникейским свидетельствам в эпоху Никейских или Средневековых доктрин и обычаев. Когда «Я и Отец – Одно» 87 есть убедительное доказательство единства Христа с Отцом, дискутирующие еретики не понимают, почему эти слова должны быть взяты, чтобы означать более чем единство воль. Когда утверждается, что «сие есть Тело Мое» 88 , это служит основанием для превращения хлеба в Тело Христово, но они объясняют эти слова как фигуру речи, потому что такое объяснение для них – самая очевидная интерпретация. И подобным образом, когда католики побуждают следовать словам Святого Григория, еретики им говорят, что эти слова есть лишь риторика; или, когда упоминают слова Святого Климента о Чистилище, еретики говорят, что это, пожалуй, был Платонизм; или, когда католики упоминают речь Оригена о молитвах к Ангелам и достоинстве Мучеников, им говорят, что это есть лишь образец его неортодоксальности; или, когда католики упоминают возведение Святого Киприана на кафедру Петра, еретики говорят, что это не нужно рассматривать более чем фигурально или абстрактно; или, когда католики упоминают об общем доказательстве духовных полномочий Рима во времена первых христиан, еретики им говорят, что это явилось лишь результатом его преходящего величия; или, когда католики упоминают речь Тертуллиана о Предании и Церкви, еретики им говорят, что он принял юридическую точку зрения по этому вопросу; таким образом, раннее состояние и очевидность каждой доктрины, соответственно, должны были последовательно интерпретироваться посредством того развития, которое, в конечном счете, и произошло.
87
Ин. 10:30.
88
Мф. 26:26.
8.
Кроме того, поскольку, как выше было показано, вместе доктрины составляют единую религию, то из этого следует, что несколько доказательств, которые, соответственно, поддерживают эти доктрины, принадлежат одному целому и должны быть поставлены на общую основу, и все они нуждаются в защите. Совокупность слабых доказательств составляет сильное доказательство, один сильный аргумент придает убедительность побочным аргументам, которые сами по себе слабы. Например, что касается чудес в Священном Писании или в Церкви, «число тех, кто несет с собой свое собственное свидетельство сейчас, и которые верят в чудеса ради них самих, невелико, но они являются основанием, на которое мы опираемся» [2]. Кроме того, никто не считает необходимым, прежде чем принять Евангелие от Матфея, найти первичные свидетельства для каждой его главы и каждого стиха: когда доказано, что только часть существовала в древние времена, то и существование целого было доказано, так как часть есть лишь доля целого; и когда целое доказано, оно может дать приют тем частям, которые по какой-то случайной причине имеют меньше доказательств своей древности. Кроме того, достаточно было бы доказать, что Святой Августин знал итальянскую версию Священного Писания, показав, что он цитировал ее несколько раз. И точно также, общепризнано, что доказательство наличия Второго Лица в Боге значительно облегчает бремя доказательства, необходимое для веры в Третье Лицо; и что, поскольку Искупление является в некотором роде коррелятом вечного наказания, то, очевидная сформированность первой доктрины, фактически является доказательством для второй. Таким образом, протестантский полемист чувствовал бы, что он мало что сказал, кроме как о предзнаменовании своей победы, чтобы склонить оппонента к опровержению транссубстанциональности, если тот все еще твердо придерживается обращения к Святым, Чистилищу, Семи Таинствам и учению о заслугах; и он, защищая свою группу, даже слишком мало осудил поклонение Господу, Верховенству Рима, приемлемость безбрачия, тайну исповеди, Причастие под одним видом и традиции, если тот все еще ревностно относится к учению о Непорочном Зачатии.
9.
Принцип, на основании которого сделаны эти замечания, имеет поддержку некоторых из самых авторитетных английских богословов. Епископ Батлер, например, который так часто цитировался здесь, на основании этого принципа рассуждает от имени самого Христианства, хотя и признает, в то же время, тот недостаток, который вследствие этого лежит в основе богооткровенной системы. «Предполагаемые доказательства, – он замечает, – являясь прибавлениями, не только преувеличивают свидетельство, но множат его. И я не стану никого разубеждать, если он думает иначе. … Истинность нашей религии, подобно истинности вообще, должна оцениваться по всем свидетельствам, взятым вместе. И если целый ряд предметов, которые могут быть утверждены в каком-либо доказательстве, и каждый конкретный предмет в нем, как можно разумно предположить, не были случайными (поскольку здесь подчеркивается доказательство в пользу Христианства), тогда истинность доказана; подобным образом, если в каком-либо общем случае многочисленные произошедшие события приводились бы как доказательство какого-либо другого оспариваемого события, истинность оспариваемого события была бы доказана не только в том случае, если бы какое-либо из случившихся событий само по себе ясно подразумевало это доказательство, но и если бы ни одно из них не подразумевало его по отдельности; но если бы все эти события, взятые вместе, не могли бы разумно предполагаться случившимися, тогда оспариваемое событие не было бы истинным.
«Очевидно, какие преимущества природа этого доказательства дает тем особам, которые нападают на Христианство, особенно в беседе. Ибо легко показать коротко и живо, что такие-то и такие-то вещи могут быть
Подобным образом, г-н Девисон осуждает тот «порочный метод рассуждения», который представляет «недостаточность доказательства в его нескольких ветвях как достаточное возражение»; который управляет «исследованием так, чтобы казалось, что если отдельные аргументы неубедительны, то мы имеем ряд исключений из истин религии вместо ряда благоприятных предположений, усиливающихся с каждым шагом. Последователя скептицизма учат, что он не может вполне быть уверен в одном или другом мотиве веры, что каждый из них ненадежен, и результат обманывает его, что мотивы веры должны быть отброшены один за другим, вместо того, чтобы быть соединены и скомбинированы» [4]. Ни одна работа, возможно, в таком небольшом объеме не дает больше примеров нарушения принципа рассуждения, который описан в этих цитатах, чем трактат Барроу о Верховенстве Римского Папы.
10.
Замечания этих двух авторов касаются обязанности сочетать доктрины, принадлежащие к одному корпусу, и свидетельства, относящиеся к одному предмету; и мало кто станет оспаривать это абстрактно. Применение этого принципа здесь состоит в следующем: там, где доктрина рекомендуется нам сильными предпосылками своей подлинности, мы обязаны принять ее без подозрений и использовать ее как ключ к доказательствам, к которым она апеллирует, или к фактам, которые она пытается систематизировать, каким бы ни было наше окончательное суждение о ней. Недостаточно также ответить, что голос нашей конкретной Церкви 89 , отрицающей этот так называемый Католицизм, есть априорная вероятность, которая перевешивает все другие, и претендует на наше повиновение, преданно и без рассуждений, ее собственной интерпретации. Это, конечно, может служить оправданием для отдельных людей в том, что у них зародились сомнения, появилось недоверие к католическому вероучению, но это только перекладывает вину на конкретную Церковь, Англиканскую или иную, которая считает себя способной привести в исполнение столь императивный приговор против одного единственного преемника, наследника и представителя Апостольской школы [Католической Церкви].
89
Англиканской Церкви.
§ 2. Состояние доказательства
Бэкон известен тем, что разрушил авторитет метода рассуждения, очень похожего на тот, который представлен в этой главе. «Тот, кто не практикуется в сомнении, – он говорит, – но стремится к утверждению и основанию таких принципов, которые считает дарованными, заданными и очевидными, и, согласно установленной на основании этих принципов истине, принимает или отвергает все, в зависимости от того, совпадает оно или противоречит им, пригоден только, чтобы смешивать и путать вещи со словами, разум с безумием и мир с басней и выдумкой, но не для того, чтобы интерпретировать деяния природы» [5]. Однако он стремился приложить эти способы рассуждения к тому, что должно быть строгим исследованием, что находится в области материального; именно здесь он может беспрепятственно порицать эти методы рассуждения; но не стоило пытаться (что невозможно) изгнать их из истории, этики и религии. Материальные факты присутствуют; они отражаются в чувствах, а чувства могут быть удовлетворительно проконтролированы, откорректированы и проверены. Доверять чему-либо, кроме чувства, в вопросе о чувстве иррационально; почему чувства даны нам лишь для того, чтобы вытеснить менее определенных, менее непосредственных информантов? Мы прибегаем к разуму или авторитету для определения фактов, когда чувства подводят нас; но с чувств мы начинаем. Мы устанавливаем происхождение, мы формируем частности, мы абстрагируем, мы теоретизируем на основе фактов; мы не начинаем с предположения и догадки, и тем более, не обращаемся к традиции прошлых веков или распоряжениям чужеземных учителей, чтобы определить, что находится в наших руках и перед нашими глазами.
Но иначе обстоит дело с историей, факты которой отсутствуют; иначе обстоит дело с этикой, в которой явления более тонкие, более близкие и более личные для индивидов, чем другие факты, и не вписываются в какой-либо общий стандарт, согласно которому все люди могут принять решение о них. В таких науках мы не можем опираться на простые факты, как бы мы этого ни хотели, потому что у нас их нет. Мы должны делать все возможное с тем, что нам дано, и искать помощи с любой стороны; и в таких обстоятельствах мнения других людей, традиции веков, предписания авторитетов, предшествующие предзнаменования, аналогии, параллельные случаи и тому подобные вещи, на самом деле, не произвольно взятые, но, подобно свидетельствам от чувств, просеянные и тщательно исследованные, очевидно, приобретают большую ценность.
2.
И далее, если мы исходим из гипотезы, что милостивое Провидение снабдило нас средствами достижения той истины, которая нас касается, в различных предметах, хотя и различными инструментами, тогда возникает простой вопрос, что за инструменты являются подходящими в каждом конкретном случае. Если они являются предуготовленными для нас Божественным Покровителем, мы можем быть уверены, что они приведут нас к истине, каковы бы они ни были. Менее точные методы рассуждения, возможно, делают Его работу так же хорошо, как и более совершенные, если Он благословляет их. Он может благословлять априорные вероятности в этических вопросах, как благословляет опыт и поиск в искусстве медицины.
И если разумно рассматривать медицину или архитектуру, или инженерное дело, в известном смысле, как божественные искусства, как божественно предопределенные средства получения нами божественного благодеяния, то гораздо более божественной может быть названа этика; что же касается религии, то она прямо утверждает, что является методом посвящения себя Ему и познания Его воли. Если же Его милостивая цель состоит в том, чтобы мы изучали это, то средства, которые Он предоставит для изучения, многообещающи они или нет на человеческий взгляд, достаточны, потому что они принадлежат Ему. И какими являются эти средства в это данное время или для данной особы, зависит от Его воли. Он может предписать просто молитву и послушание для одних людей, как инструмент для достижения ими тайн и заповедей Христианства. Он может руководить другими людьми через письменное слово, необходимое, как минимум, для некоторых стадий их пути; и если официальный фундамент, на котором Он основал Свои откровения, имеет, как это и есть, исторический и философский характер, тогда априорной вероятности, впоследствии подтвержденной фактами, будет достаточно, чтобы привести нас безопасно к сущности, или, как минимум, к источнику тех откровений.