Есть что скрывать
Шрифт:
– У меня деньги с собой, в сумке, – сказала Адаку. – Я отдам их вам.
Женщина рассмеялась.
– Послушайте, вы и вправду такая тупая? Я же сказала, что не знаю вас и что не собираюсь обсуждать медицинские вопросы на улице.
– У меня с собой пятьдесят фунтов. Потом могу принести больше. Сколько скажете.
– Сколько скажу, да? – Женщина долго разглядывала Адаку, посмотрела налево, потом направо, пытаясь понять, не подстава ли это. Потом вздохнула. – Ладно. Отлично. Покажите мне эти пятьдесят фунтов.
Адаку сунула руку в висевшую у нее на плече сумку, больше подходившую для похода в магазин, чем для надежного хранения личных вещей, и достала
– Пять минут. Если вам понадобится больше пяти минут моего времени, это будет стоить еще двести пятьдесят.
«Интересно, – подумала Адаку, – как ей собрать двести пятьдесят фунтов, сохранив в тайне свои планы? И что она получит взамен?» Ей нужен был только допуск в святилище над бывшим магазином игрушек.
– Что я получу за эти триста фунтов, которые дам вам?
Женщина нахмурилась.
– Получите? – переспросила она. – Я понятия не имею, о чем вы.
– Эти деньги – аванс?
– За что? Это женская консультация. Мы помогаем женщинам заботиться о своем здоровье. Нам за это платят. Когда будут деньги, приходите. И принесите медицинскую карту.
– Зачем она вам?
– Вам же нужны медицинские услуги, да? Разве не об этом речь? Или есть другая причина?
– Дело в таком большом авансе.
– Ну, с этим я не могу вам помочь. Таковы правила.
– Но вы гарантируете…
– Послушайте меня. Вы уже использовали свои пять минут, и здесь, на тротуаре, мы больше ни о чем говорить не будем. Вы дали мне пятьдесят фунтов. Можете дополнить их до трехсот, когда у вас будут деньги.
Адаку почувствовала, как по спине сбегает струйка пота, до самой талии. Она кивнула.
– Я не знаю ваше имя.
– Вам и не нужно. Вы же не выписываете мне чек.
– А как тогда мне вас называть?
Женщина колебалась. Верить или не верить? Наконец она решилась. Достала из сумочки визитную карточку и протянула Адаку.
– Эстер, – наконец сказала она. – Эстер Ланж.
25 июля
Марка Финни разбудил голос Пьетры. «Милый, милый, милый», – шептала она, и эти слова проникали в его сон: ее тело, наконец ставшее податливым, под ним, а он настолько возбужден, что чувствовал тянущую боль в паху. Но сбросив остатки сна, Марк понял, что причиной боли была всего лишь утренняя эрекция, а слова Пит доносились из детского монитора – она разговаривала с Лилибет в соседней комнате. Он лежал на боку, укрытый одной простыней – тонкое оделяло было сброшено ночью из-за неослабевающей жары, – и слушал тихое пение Пит. У нее был талант превращать все в песню. Мелодия всегда была новой, а рифмы она придумывала на ходу.
По звукам, доносившимся из динамика, он мог определить, чем занята Пит: меняет Лилибет кислородный баллон, после чего проверит подгузник. Марк лежал, пока не началась «песня подгузника», потом отбросил простыню и встал. Пит весело пела: «Ой какие мы грязные, ой как пахнет, да, да, да…»
Марк не мог сдержать улыбку. Он восхищался женой. Ее преданность Лилибет ни на секунду не ослабевала на протяжении всех десяти лет жизни девочки. Она была внимательной, умелой и все время старалась помочь дочери, сделать ее жизнь более разнообразной, чем та, на которую ее обрекли неудачные роды. У него на сердце скребли кошки,
Звякнул лежавший на прикроватной тумбочке телефон. Сообщение от Поли: «Может, вечером по пивку, Бойко?» Интересно, что брат подразумевал под «пивком»? «Должен быть здесь. Но спасибо», – ответил он. Поли прислал эмодзи – поднятый вверх большой палец.
Марк слишком долго смотрел на экран смартфона. Потом понял: верни он телефон на тумбочку, ничего не случилось бы. Мысли не увели бы его в опасном направлении, и он избежал бы искушения. Но он промедлил. И они не замедлили явиться – мысли и искушение. Марк пролистал список контактов до трех номеров без имени. Потом набрал сообщение: «Думаю о тебе». И стал ждать ответа, хотя, наверное, еще рано. Но через минуту телефон тренькнул снова, и Марк увидел присланную ссылку. Он нажал на ссылку и услышал их песню, прекрасно осознавая безумие даже мысли о том, что у них есть своя «песня». Разве что… этот рефрен попадал в точку – «Нет, я не хочу влюбляться… в тебя». Голос был таким глубоким и нежным, что песня больше походила на медитацию.
Марк понимал, почему она отправила ему эту запись. Душа у нее болела, как и у него, и их страдания отражали абсолютную безнадежность ситуации. Он закрыл глаза и слушал песню, прижав телефон к уху. И размышлял над ответом, когда услышал голос жены.
– Это по работе, Марк? – спросила Пьетра с порога спальни.
Он повернулся к ней и увидел, что она уже давно встала, потому что была полностью одета: синие джинсы, кроссовки без носков, белая футболка. Марк называл это ее униформой, которая менялась только в прохладную погоду – белая футболка сменялась белой рубашкой, обычно с закатанными рукавами. Марк уговаривал ее купить что-нибудь новое, другое, но в ответ всегда слышал одну и ту же фразу: «Ничего другого мне не нужно, милый». Скорее всего, так оно и было, потому что Пит редко покидала квартиру, да и то с Лилибет в тяжелом инвалидном кресле, за спинкой которого был установлен кислородный баллон. Если речь заходила о том, чтобы поужинать в ресторане или сходить в кино – вдвоем, ведь Грир может побыть с Лилибет пару часов, правда? – ответ тоже был всегда одинаковым: «Я не могу ее просить, Марк, она и так очень много делает».
– Марк, это по работе? – повторила Пьетра, и он понял, что в первый раз не ответил.
– Сегодня встреча в Вестминстере. – Это было правдой, но он предпочел объяснить: – Кто-то думает, что я нуждаюсь в напоминаниях.
Пит ласково улыбнулась.
– Будет трудный день, да?
Когда она повернулась, чтобы выйти из комнаты, Марк увидел пятно от подгузников Лилибет на футболке. Окликнув жену, он кивком указал на грязь.
– Боже, какой ужас! – со смехом воскликнула Пит и поспешила в ванную, чтобы застирать пятно.
По детскому монитору он слышал, что происходит в спальне Лилибет. Она нажимала кнопки мобильного телефона, висевшего над ее кроватью. Через секунду включился телевизор. Девочка испуганно вскрикнула.
– Я за ней присмотрю, – крикнул Марк жене, схватил брюки и пошел в спальню дочери.
Комнату следовало проветрить, и он открыл окно. Мазерс-сквер имела овальную, а не прямоугольную форму и напоминала очень дешевую копию улицы под названием Королевский полумесяц в Бате. У одной из машин, припаркованных в центре овала между беседками, затарахтел двигатель, и из дома выскочила миссис Невилл, размахивая коробкой для ланча, забытой мужем. Она подбежала к машине, стекла которой были опущены, потом вернулась в дом, придерживая халат у горла.