Есть ли снег на небе

Шехтер Яков

Спустя три часа оживленной дискуссии раввины пришли к однозначному выводу, что Ихиель не должен возвращать деньги. Если же он все-таки настаивает, то такой поступок выходит за рамки принятого поведения и Всевышний вознаградит его за проявленное благочестие. Ихиель отдал деньги и вернулся домой.

Прошло много лет. Ихиель и Хася постарели, ослабели, но все еще арендовали постоялый двор. А деться куда, есть то ведь нужно каждый день! Им самим, и дочке, и ее мужу и семи внукам. Разбойники больше не появлялись, и спустя несколько лет Ихиель оставил только одного охранника.

Без большого

приданого Циля вышла замуж за хорошего парня, но не самого лучшего ученика ешивы. Верный своему принципу, Ихиель позволил им встретиться, юноша и девушка приглянулись друг другу, свадьбу сыграли с легким сердцем и приподнятой душой.

Хася предполагала, что молодые останутся жить с ними, зять будет помогать Ихиелю, а потом примет его дела, а Циля продолжит свои хлопоты по хозяйству. Но зять попросил разрешения еще пару лет продолжить учебу в Замостье. Разумеется, Ихиель и Хася согласились – какие еврейские родители не желают видеть своего зятя мудрецом, погруженным в изучение Торы?

Пара лет превратилась в пять, а на шестой год после свадьбы зять неожиданно легко сдал экзамены на раввина и тут же получил должность. Выяснилось, что за эти годы он успел написать несколько серьезных трудов по своду законов, разослать их ведущим раввинам Польши и получить их горячее одобрение.

Циля с мужем и четырьмя детьми переехала из Замостья в Билгорай, где зять получил должность раввина. Подобно матери, Циля рожала каждый год, только дети не умирали, все до одного росли здоровыми и крепкими. Зять продолжал писать книги и становился все известнее и известнее. Когда посетители постоялого двора узнавали, что хозяин – тесть самого билгорайского раввина, то сначала изумленно приподнимали брови, а потом преисполнялись почтительным уважением. Было, было от чего чувствовать себя счастливыми. Одна беда – внуки жили далеко!

Неделя перед Шавуот выдалась ненастной. Целыми днями за окнами постоялого двора шумел дождь, раскачивая кусты лаванды в палисаднике. Ее мохнатые стерженьки нежной фиолетовой раскраски источали дивный аромат. Хася ухаживала за ними с тщательностью бабушки, живущей вдали от внуков и не знающей, на что употребить заботливость, которая переполняла ее, подобно тому, как молоко переполняет груди кормящей матери.

Под вечер во двор въехал богатый экипаж, целая карета из обильно лакированного дерева, с зеркальными стеклами дверей, красными спицами высоких колес и кучером в ливрее. Кучер шустро соскочил на землю, открыл зонтик и помог выбраться из кареты пожилому тучному господину. Господин был одет с тщеславной броскостью богатого купца, заработавшего много денег, но так и не успевшего приобрести ни приличных манер, ни хорошего вкуса.

Господин уселся в зале и приказал подавать обед. Ел он долго и тщательно, обгладывая кости, подбирая корочкой хлеба остатки подливы. Капли жира стекали по бритому подбородку, господин то и дело вытирал их салфеткой с вензелем. Хася зажгла свечи, и голая лысина господина засверкала под бликами огоньков.

– Каким ветром к нам занесло эту важную птицу? – удивлялась Хася.

– Лошади устали тащить экипаж по грязи, – отвечал Ихиель, – вот и завернули на отдых. А иначе бы и в голову не пришло, не по чину им

останавливаться на нашем дворе!

Отобедав, господин подозвал к себе хозяина:

– Присядь, Ихиель, хочу поговорить с тобой.

– Откуда вам известно мое имя? – удивился шинкарь.

– Мы с тобой давно знакомы, – усмехнулся господин. – Неужто не признал?

– Нет, не признал.

– Меня зовут Шебсл. Когда-то я был габаем в Люблине.

– Не может быть! – вскричал Ихиель. – Шебсла я хорошо помню, солидный еврей, с бородой, в черной ермолке.

– Эх-эх! – Шебсл огладил ладонью бритый подбородок. – Все меняется в этом переменчивом мире, дорогой Ихиель. Маленькие деревья становятся большими, реки меняют свои русла, пустыни засыпают плодородные оазисы.

– Мы были уверены, что разбойники забрали деньги, а вас убили!

– Разбойники… да, разбойники. – Шебсл расхохотался. – А я выжил, как видишь, и даже весьма преуспел, весьма, весьма. Нажил крупное состояние и вот сейчас женюсь. На молодой красавице паненке. – Он сложил пальцы правой руки вместе и со смаком поцеловал. – Ох, какая пышечка, какая душечка, розовая и тугая, точно яблочко. Из старинного шляхетского рода, так что, дружок, скоро я куплю титул и тоже стану аристократом. За золото сегодня покупается все что угодно!

– После вашего похищения я несколько раз ездил в Люблин, – сказал Ихиель. – Когда стало ясно, что вы пропали и уже не вернетесь, мы с женой вернули в синагогу взятые у вас на хранение общественные деньги.

– Что? – Шебсл встрепенулся. – Вы вернули деньги?

– Ну да, те, которые были в шкатулке, 1250 злотых.

– Ой дурак, ой простофиля! – Шебсл хлопнул столу пухлыми ладонями. – Да не было там никаких денег! И разбойников тоже никаких не было. Я все это подстроил, чтобы безнаказанно забрать злотые и начать новую жизнь в Данциге. А ты, известный своей честностью дурень, должен был просто подтвердить грабеж. Вижу, мы хорошо все сыграли, если ты так поверил, что свои денежки в синагогу отнес.

– А Грицька за что? – спросил Ихиель. – За что душу человеческую погубили!

– Подумаешь, гоем больше, гоем меньше!

Вместо ответа Ихиель возмущенно передернул плечами.

– Нет, ну ты же просто идиот! – вскричал Шебсл. – Кто тебя просил возвращать деньги?? Ни по какому закону ты не должен был это делать!

– Я сделал так, как подсказали мне сердце и совесть.

– Ты дурак с глупым сердцем и ненормальной совестью! – Шебсл встал из-за стола. – И напрасно думаешь, будто я дам я тебе эти деньги. Держи карман шире, голубчик! Хотя, – он усмехнулся, – для меня сегодня это такая мелочь, что просто смешно.

– Не надо мне ничего давать, – усмехнулся в ответ Ихиель. – Мне уже Бог вернул, и куда больше, чем я мог рассчитывать.

– Вот тебе за обед и за корм для лошадей. – Шебсл небрежно бросил на стол несколько золотых и вышел из шинка.

Смеркалось, холодный злой дождь колотил по грязи. Отдохнувшие лошади взяли разом, и вскоре экипаж скрылся за танцующей водяной завесой.

– Бедный человек, – шептал Ихиель, глядя вслед экипажу. – Бедный, бедный человек! Потерял все, что имел, а взамен получил только деньги, всего только деньги.