Есть ли жизнь после Дани
Шрифт:
По странному стечению обстоятельств точно такого же цвета и фасона купальник, только из более экологичных и полностью перерабатываемых материалов, распечатанный на гардеробной машине последней модели, еле-еле прикрывает сейчас прелести другой девушки, купающейся в том же самом месте. Только уже в совершенно другом океане и в совершенно другом столетии. Она не читала этот рассказ и даже не планирует.
А вот ее другу, читающему эти строки, пришла в голову мысль, что мода циклична, а технологии, позволяющие загрузить вечером в отсек для переработки у гардеробной машины использованную одежду, а утром получить новую, чистую, непомятую и даже еще немного теплую, появились совсем недавно. Кстати, за отдельную
А ведь циклична не только мода.
Циклично все. Все на свете как стрелки у часов. Ночь сменяет день и наоборот. Каждый месяц большой и круглый лунный диск идет на убыль, но не исчезает, а снова растет, пока не округлится. Каждую весну на деревьях появляются новые листья, и после каждой зимы снова наступает весна. Каждые сто лет рождается гений, переворачивающий мировоззрение целых поколений. Жаль только, что слишком долго избавлялись от плохой привычки таких людей сжигать как неверных и инакомыслящих. Однако лучше от этого гениям не стало. Сейчас люди придумывают все новые, все более изощренные способы заткнуть таковых выскочек за пояс. Подрезать этим зазнайкам крылышки, чтобы не выделялись из общей массы и не заставляли других людей чувствовать себя ущербными.
Каждые несколько тысяч лет наша планета (и еще одна на орбите небольшой звезды главной последовательности, пылающей своим жаром на окраине другого рукава нашей галактики), покрывается толстой коркой льда. Каждые несколько миллиардов лет появляются новые солнца, взамен утративших свою силу и разбросавших частички себя по всей Вселенной, словно цветы пыльцу, старых звезд. И каждые сто восемьдесят пять с половиной миллиардов лет рождается новая Вселенная. После того как старую со всем ее содержимым и всеми о ней упоминаниями поглощает пустота.
Хотя, знаете, эта цифра совсем не точная. Ее поисками давным-давно озадачился один очень умный ученый. Он долго перебирал ухищренные способы, при помощи которых можно было вычислить, сколько всему осталось времени. И даже довольно-таки далеко продвинулся в решении этого вопроса. Но потом что-то случилось. Что-то связанное с его женой, в которой он души не чаял, справедливо считая ее своей музой, и барменом в одном заведении неподалеку. В котором, между прочим, подают весьма недурной греческий салат. В общем, там все не заладилось с дальнейшими вычислениями, но кого это волнует? Эту цифру невозможно ни объять, ни осознать, точно так же, как и само пространство, в котором наша Вселенная расширяется. И которое, по мнению ученого, должно исчезнуть и превратиться в ничто.
А ничто превратится в другое пространство (читай, Вселенную), абсолютно идентичное прежнему. К величайшему разочарованию ученого, слегка потерявшего рассудок после падения с барной стойки, в попытках достать бармена и объяснить ему, где и в чем он не прав. Информация о том, что именно он говорил бармену, безвозвратно утеряна. Она сгинула в одной из Вселенных после ее исчезновения.
Кстати, абсолютная идентичность еще не обязывает всех ученых во всех пространствах проводить остаток жизни в домах для умалишенных, думая над спасением и продлением жизни пузырьков в кулерах для воды. Ведь сколько бы ни бились ученые в разгадках тайн мироздания. Сколько бы ни пытались военные это мироздание, как что-то крайне непонятное, а следовательно, представляющее угрозу, разрушить. Сколько бы ни хотели мечтатели мироздание изменить. Все это оказывается настолько ничтожным, настолько быстротечным, что мироздание просто не успевает обратить на них свое внимание.
Даже мощнейшие взрывы самых больших космических светил остаются совсем не замеченными, мимолетными точками на масштабах существования Вселенной. А ведь при взрывах они испускают
Своей взрывной волной они уничтожают все на непостижимо большом расстоянии во много-много миллиардов километров вокруг. Эти сильнейшие всплески отголосками проходят по всей галактике. И не только на далекие расстояния. А оказываются растянутыми еще и во времени. Так, например, ДНК жителей одной далекой-далекой галактики, только успевших осознать силу темной стороны, была настолько изменена проходящей сквозь их планету взрывной волной через без малого полторы тысячи лет, прошедших после взрыва одного из светил, что они в одночасье превратились в желе.
А ведь этот взрыв видел в телескоп один астроном. На той планете астрономы иначе назывались, но теперь это не важно. А важно то, что он только и успел, что втянуть глаз в углубление на затылке и повернуться, чтобы взять телефон и сообщить жене, что он давно предупреждал ее о необходимости убраться с этой планеты и зря она его не слушала. Но не успел.
Столько новых слов: пространство, Вселенная, мироздание. Внимание, телескоп. Кажется, что теперь придется хоть примерно разобраться в них, прежде чем вернуться к попыткам понять, что такое ничто. И с каждым новым абзацем становится все непонятней и непонятней. Вам сейчас кажется, что автор и сам запутался в нити повествования. И знаете что? Вам это действительно не кажется.
А мы сейчас просто возьмем и допустим к этому рассказу нескольких персонажей. Приправим это все абсурдом и недопониманием и позволим им немного повеселиться, помучаться и поспорить. Потомим их на медленном огне в развивающейся сюжетной линии. Ведь в спорах рождается истина и, может, им удастся в чем-то разобраться, а мы наберемся терпения и понаблюдаем.
Это же еще не все. Забыл написать самое главное, то, ради чего затевалась эта глава, этот рассказ и весь этот мир. В начале, если оно вообще когда-либо существовало, не было ничего. Вообще ничего. Только мысль. И мысль эта была – Есть.
2
А почему вообще и при чем тут Даня? Все просто. Это чтобы окончательно не запутаться, и чтобы у повествования появились понятные всем ходы. Такие как завязка, кульминация и развязка. Конечно же, с титрами и секретной концовкой, все как положено. Для реализации всего этого и нужно ввести персонажа и провести его через всю книгу. А также его придется как-то обозвать и придумать ему небольшую и скучную предысторию, жизнь.
Почти всем знакомым автора очень нравится имя Даня (поверьте, он спрашивал). Вот пусть оно и останется. Со скучной жизненной историей тоже проблем не предвидится, их у автора с избытком.
Так вот, у Дани тоже была эта мысль: «Есть».
На самом деле, это очень сложное словосочетание.
У него была машина, и не одна. Дом, работа. У него была кофта, купленная на распродаже со скидкой. Очень хорошая кофта, пушистая. Он носил ее под Новый год. Конечно, была не одна кофта, а много. Сотни кофт. Только вот не все сразу. Бывали и такие времена, когда кофт у него вообще не было. Или за Даню кофты выбирала его бабушка. Ужасные такие шерстяные времена, как правило, больше на два размера и с ужасными рисунками. «На вырост», говорила она и любовалась Даней, словно Микеланджело, оказавшийся рядом со своим творением через две тысячи лет и умиляющийся тем, что люди его сохранили в первозданном виде.