Есть такая болезнь - жизнь
Шрифт:
– Все ушли, и директор с Любовь Александровной тоже ушли. Они спросили, кого я жду, я сказала тебя. Ты сердишься?
– Нет, ты прекрасно знаешь, что я живу с родителями, так зачем же врать? Я вообще не привык врать. Я сейчас оденусь, закажу такси и мы поедем ужинать.
В ресторане он пил водку, а она вино. На столе горели свечи, играла красивая музыка, все так чинно и шикарно. Он много говорил, о работе, о хирургии, о науке. Потом стал читать стихи, а она смотрела на него так, как будто он был чем-то сверхъестественным и ему
– Да, но я не хочу уходить. Валера, Валерий Александрович, мне даже не вериться.
– Ты обещала ночевать со мной, или передумала?
– Нет. Не передумала. Поехали к Вам, к тебе. А кто у тебя дома?
– Все. Каждый в своей комнате. Уже почти полночь, они спят. А увидят тебя только утром.
Он открыл двери своими ключами. И они тихо почти на цыпочках прошли в его спальню.
– Да мама, все в порядке. Спокойной ночи.
– Ты не один?
– Нет.
– Спокойной ночи.
Он закрыл двери спальни на ключ. Он раздел ее сам, положил в кровать и лег рядом. Долго перебирал руками ее косу, такую тяжелую, что даже подумалось, как же ее носить, ведь голова должна заболеть. Он ласкал ее, чувствовал ее запах, пьянящий запах женщины. Снова ласкал, такую хрупкую, молодую. В голове стучало. Он уже собирался войти в нее, как вдруг она сжалась.
– Валера, подожди.
– Почему? Тебе со мной плохо?
– Нет, мне хорошо, просто, я боюсь.
– Не бойся, расслабься и все, ну не первый же раз.
– Первый.
Его обдало холодом. Умом он понимал, что надо бы остановиться, но она была слишком желанной, он чувствовал, что уже влюблен, что так давно не был с женщиной, что ему по большому счету все равно, первый он или нет. Он должен обладать ею.
– Вер, только не кричи.
Он закрыл ее рот рукой, затем убрал руку с ее лица, прильнул к ее губам, обхватил ее бедра, приподнял и вошел. Она вздрогнула, но не оттолкнула, и он почувствовал, что она плачет. Но в нем уже не было ничего, кроме жажды владения ее телом. Она же закрыла глаза и лишь периодически издавала какой-то странный звук, похожий на вскрик от боли. Прошло немало времени, пока он обессиленный лег рядом с ней.
– Спасибо тебе, Верочка.
Она вся вжалась в него, и он уснул. Она же почти до самого утра гладила его, целовала спящего рядом мужчину и удивлялась тому, что ее мечта сбылась. Затем она задремала.
====== Часть 37 ======
В шесть прозвенел будильник. Он повернулся к ней.
– Верочка, вон за той дверью туалетная комната, там ванна и душ. Я быстро в душ и готовить завтрак. А хочешь, пойдем в душ вместе. А еще…
– Не сегодня, любимый, я не могу сегодня.
– Хорошо, купайся и проходи на кухню, надеюсь, помнишь, где она.
Вера села за стол. Валера готовил омлет. За
– Ты хочешь, чтобы я пришла?
– Да, пришла и осталась с нами.
Следующий вечер и все последующие она провела с его детьми, а ночи с ним. И ей было радостно, тепло, уютно. Только вот утро сегодня не принесло ничего хорошего.
У него была операция, а она уснула в боксе. Громов заметил и орал. Как он орал! Он припомнил ей все и разбитую посуду и сбой компьютера, и то что она «шляется» по ночам. Она никогда не видела шефа в гневе, а он был в гневе. Он вообще был смурной последние дни, а тут она подвернулась под руку. Вот и получила. Машка тоже всю неделю не в духе. Но Вере так хорошо, что их проблемы пусть остаются с ними, а она будет жить в собственном раю. Илья обещал доложить руководству, о несоответствии Веры. Он кричал, что тема еще не утверждена, а при таком отношении к работе, он отказывается от Веры как от аспирантки и сотрудника. Все-таки он довел ее до слез.
В приемную вошла женщина лет пятидесяти. Стройная, прямая, аккуратно и строго одетая. По ее взгляду сверху вниз, по одежде и осанке в ней угадывалась учительница. Женщина подошла к секретарше и спросила.
– Скажите, как я могу найти Валерия Корецкого?
– Профессора Корецкого? Зама по науке? Вон его кабинет, вторая дверь справа. Но Валерий Александрович на операции. Вам придется либо ждать, либо записаться после обеда.
– Я подожду. А директор?
– У него сегодня лекции в военно-медицинской академии. У Любови Александровны тоже. Они будут после трех.
– А кто еще есть из руководства?
– И что он делает?
– Трупы вскрывает. Я пошутила, но он действительно патологоанатом. Вызвать?
– Нет. Я подожду Корецкого. А Вы давно здесь работаете?
– Да, с восемнадцати лет. Как Профессор Борисов стал директором, так я при нем всю жизнь. Чай, кофе?
– Чай, если Вам не трудно.
Они разговорились.
– А Борисов – отец Маши?
– Ну да, и Маши тоже. Она у них младшенькая. Красивая девочка, копия отец. А он в молодости какой был! Не было женщины, которая бы равнодушно на него смотрела.
– А как же Вы в восемнадцать лет?
– А что я? Секретарша, без интима, Вы не думайте. У него кабинет жены напротив его. Он на нее все жизнь молился. Она внешне ничего, но ему всегда проигрывала, зато в остальном! Она и рожала и воспитывала и работала и его в тонусе держала. Не женщина кремень.