Есть такие
Шрифт:
Как-то она увидела объявление, что в детдом требуется электрик, знала, что он разбирается в этом, зашла выспросить много ли там работы.
– Да у нас основная работа -- это лампочки вкручивать, - смеялась директриса.
Но не приняли -- допуска нет, то есть хоть и есть запись в трудовой книжке, но этого недостаточно, нужны были ещё документы на присвоение квалификации.
Августа под дождём шла к ним в квартиру, посмотреть на него. Вчера после поминок в столовой она попросила родственника отвезти его, пьянёхонького, домой, загрузив машину остатками еды.
Дверь была открыта. Он оторвался
– Тётя Гутя, денег дай! Как жить-то?
Она показала ему кукиш:
– Тебе не о жизни надо думать! О смерти пора задуматься! Бездельник! Совсем мозги свои пропил!
– Повернулась и вышла, хлопнув дверью.
У ней осталось после всех расходов десять тысяч, это на памятник. Она не сомневалась, что родственники, как обычно бывает, насовали ему денег полные карманы. Больше в эту квартиру она шагу не ступит! Если о сестре она ещё заботилась, то изводить своё сердце, глядя на него, она не собирается.
– Один... Один... Я -- один!
Он стоял и смотрел на снег, что покрыл перила балкона, крыши, дорогу, свисал шапками на гроздьях рябин вдоль тротуара. Деньги кончились, водка кончилась, пироги съедены, холодильник пуст. Хотя и смутно, помнил, что ещё совсем недавно в этой комнате стоял гроб, массу людей около него.
– Как много у меня родных... А близко ни с кем из них я даже не знаком... Они все, как тётя Гутя, недолюбливали меня... Все жалели только матушку... Я совсем один... Мне даже хлеба купить не на что...
Он стеснялся даже показаться соседям всегда. Он вообще боялся людей. Он давным-давно никуда не ходил, лишь до киоски добегал купить папирос или водки, и сразу -- обратно. Взял небольшое зеркало из-за шторки с подоконника и отпрянул от показавшегося изображения -- он не узнал себя! Передних зубов не было давно, он к этому как-то привык. Волосы комьями закрывали глаза и уши. А бороду с проседью он видел впервые, это так обескуражило его! Ободрал с усов прилипшую еду вместе с волосками. Больно! Рассматривал большой угловой шрам на одной щеке -- ему когда-то бутылкой засветили у киоски, он помнит те злобные слова обидчика:
– Хвастун! Ма-а-асквич долбаный! Какого чёрта ты тогда тут делаешь!
Он тогда был ещё довольно молодой, девчонки на него заглядывались, но после этого случая целый месяц из дому не выходил, стыдно было на глаза людям показываться. Но и к этому привык, хотя бабы от него глаза стали прятать, даже знакомые, как будто знали, что произошло.
Засосало под ложечкой. Пошёл наводить ревизию по кухонным шкафам.
– Варенья три больших банки, в таких же трёхлитровых рис, манка, греча, сахар, две упаковки муки по два килограмма... Что в этом мешочке? О! Грибы сушёные! И почему я этим летом ни разу в лес не сбегал!... Полбутылки растительного масла.
– Перечислял вслух, чтобы хоть как-то не разучиться говорить.
В верхнем ящичке стола лежали оплаченные квитанции по коммуналке за прошлые месяцы. Одев очки, стал разбираться в суммах и датах оплаты.
– Непостижимо! Это мне же скоро надо будет почти пять тысяч! Кто же их раньше оплачивал? Матушка-то месяца три уже не вставала! Тётя Гутя, наверное. Мне она ни копейки не даст...
Его плечи даже ознобом передёрнуло, как подумал, что стоит на морозе среди белых сугробов и -- один! Дрожащими руками поставил кипяток на газ, заварил крепкий чай, обнаруженный в верхнем шкафчике, налил большую кружку, набросал доверху сухарей, мешок с которыми всегда стоял рядом на подоконнике. Он так боялся холода, ещё того, московского, когда приходилось работать и в дождь, и в снег, помнит, как коченели руки, ноги в лёгких ботиночках... Среди гастарбайтеров, молчаливых или перебрасывающихся короткими фразами меж собой на непонятном языке, усмехающимися над ним, неумелым русским... А ночлежки с ними в душных, тесных комнатах!
– С голоду-то я не умру -- хоронят, как пить дать, по два-три человека в день, и на поминках можно каждый день поесть, но денег там не дают. А за коммуналку платить надо каждый месяц тысячи! Мне надо во что бы то ни стало сохранить эту квартиру, иначе мне -- конец. Матушка хоть и сделала завещание, но всё это надо будет как-то оформлять. Как? Где это делают? И сколько это стоит? Курить хочется.
Пошёл рыться в чинариках, которые аккуратно всегда складывал в баночку за унитазом, если оставались.
– Кто же меня подстричь сможет? Раньше тётя Гутя с этим справлялась, хоть и ворчала. Надо ещё лапши хоть отварить... Сейчас бороду сбрею, волосы немного обрежу, и в ванную заберусь, потом в машину стирку загружу, и надо будет все матушкины вещи перебрать, не может быть, чтобы у ней не было заначки. И телевизор давно уже не смотрел... А завтра рано утром, пока все спят, на могилку схожу, она должно быть рядом с отцом лежит. Надо пакет приготовить, чтобы утром не забыть, еды со столиков насобирать можно. А может хоронить кого будут, тогда в столовую с ними проехать, пообедать шикарно! С выпивкой!
Утром, когда одевал куртку, из неё выпала вдруг монета. Пошарил в карманах -- пусто. Потрёс -- послышался глухой перестук монет. Начал шарить, оказалось, что в кармане образовалась дырка, и мелочь проникла за подклад, там их уже скопилась целая горсть. Принялся вынимать их по одной через ту же дырку, набралось около двадцати рублей.
– Ещё бы чуть-чуть, на булку хлеба бы хватило или на автобус. Придётся до кладбища пешком топать.
Сидел смотрел на овальную фотографию, которую матушка приготовила ещё лет пять назад. Белый снег красиво оформил все могилки в округе, не было никаких следов.
– Олег?
– Молодой мужчина подошёл сзади. Он даже вздрогнул, молча с испугом уставился на незнакомца. Ответил нехотя:
– Олег...
– Что делать думаешь?
Он не понял вопроса. Молчал.
– Трудовая-то у тебя есть?
– Продолжал тот настойчиво.
– Работал ведь по молодости-то.
– Была где-то...
– Приходи завтра с утра ко мне в конторку.
– Зачем?
– Пора тебе работать начинать.
– Он назвал меня по имени, - скользнула мысль.
– Может это кто-то из родственников? Матушка ведь со многими общалась.
– И спросил: