Эта безумная Вселенная (сборник)
Шрифт:
— Верно сказано: в конце концов, — согласился Паскоу. — Казалось бы, их цивилизация давно могла бы сгинуть во тьме времен. А она уцелела.
Он взглянул на коммодора.
— А вас куда занесло?
— В публичную библиотеку.
— Так это ж кладезь информации. Много вам удалось зачерпнуть?
— Почти ничего, — неохотно признался коммодор. — Единственное, я узнал, что у них иероглифическая письменность, и состоит она, по самым грубым подсчетам, где-то из трех тысяч значков.
— Ободряющая новость, — сказал Паскоу, возводя глаза к небу. — Любой опытный лингвист и даже толковый
Дальнейший разговор был прерван вызовом с корабля. Рация замигала красным огоньком. Радист щелкнул тумблером, и в динамике послышался голос Шеллома.
— Коммодор, к нам только что прибыл копуша. По внешнему виду — важная шишка. Похоже, он очень торопился и ехал на гоночной машине. Возможно, его уполномочили вести переговоры с нами. Пока это лишь наше предположение, но мы пытаемся каким-нибудь способом добыть подтверждение. Я счел необходимым поставить вас в известность.
— Как идут эти… переговоры?
— Ничуть не лучше, чем с пассажирами поезда. Возможно, копуши прислали сюда самого смышленого парня. Нолан полагает, что где-то через месяц он сумеет убедить этого копушу, что «у девочки Мери ягненочек был». [12]
— Хорошо, пусть продолжает. Мы скоро вернемся.
Связь прекратилась.
— Мы не угадали. Оказывается, этот парень ехал в своей сардельке, чтобы нанести нам визит вежливости, — сказал Лей.
12
«У девочки Мери ягненочек был» (Магу Had a Little Lamb) — известное детское стихотворение, написанное в 1830 г. американской писательницей, издательницей и феминисткой Сарой Джозефой Хейл (Sarah Josepha Hale) (1788–1879). Хейл знаменита своей неустанной борьбой за право женщин на высшее образование, а также тем, что по ее инициативе президент Линкольн сделал День благодарения (отмечается в последний четверг ноября) общенациональным праздником. Что касается стихотворения, оно в виде душещипательной песенки вошло в радиопостановку о Томе Сойере. Но это было давно — в 50-е годы прошлого века. — Прим. перев.
Он слегка толкнул водителя.
— Притормози. Вроде мы наткнулись на большую фабрику. Пойду взгляну, что они там производят.
Лей беспрепятственно проник на фабрику и спустя несколько минут вернулся.
— У них здесь нечто вроде мукомольно-упаковочного комбината. Только они размалывают не зерно, а целые горы орехов. Вероятно, в лесу у них богатейшие заросли орешника. В подвале я видел пару больших двигателей. Странные машины. Таких я еще не встречал. Пошлю сюда Бентли. Моторы — это по его части. Пусть посмотрит.
— Не слишком ли большое предприятие для мукомольни? — спросил Хардинг.
— Она не совсем обычная. Копуши из этой муки делают не менее двадцати разных видов продуктов. Один я даже попробовал.
— И как на вкус?
— Напоминает сырое тесто.
Коммодор снова толкнул водителя в бок.
— Вот и еще какой-то
Через пять минут они оба вернулись.
— Обувная фабрика. Делает сапоги, туфли и шлепанцы. Причем быстро.
— Что значит быстро? — встрепенулся Паскоу.
— Быстрее, чем они это делали бы руками. Фабрика полностью автоматизирована. В случае каких-то неполадок линии сами останавливаются. Конечно, она не настолько совершенна, как наши предприятия на Земле, но уровень очень приличный.
Лей прищурился, глядя сквозь ветровое стекло вездехода.
— Мне пора на корабль. Желающие погулять по городу могут остаться и добираться своим ходом.
Желающих не нашлось.
В каюте Лея ожидало расшифрованное и аккуратно отпечатанное сообщение.
«От командира легкого крейсера “Пламя командиру боевого корабля “Громовержец”.
Согласно приборному анализу, атмосфера планеты Пулок вполне пригодна для дыхания. Согласно нашим носам — в воздухе стоит неистребимая вонь. Экипаж считает, что было бы правильнее назвать эту планету Вонючкой. Если в нашем присутствии на Этерне нет необходимости, возвращаемся на базу в Арлингтоне, подсектор 88.137.
Меллори».
Паскоу, стоя позади Лея, тоже прочел сообщение.
— Удивительный тип этот Бойделл, — сказал социолог. — Обязательно найдет самую дрянь и еще гоняет других на проверку. И почему никто его не придушит?
— Мы открыли четыреста двадцать одну планету, — напомнил ему Лей, постукивая пальцами по массивному звездному атласу. — Но две трети иначе как «дрянь» не назовешь.
— Можно было бы сэкономить немало времени и сил, если бы разведчики сообщали лишь о тех планетах, которые действительно достойны нашего внимания.
— За прогресс надо платить. Сами знаете.
Снаружи послышалось тарахтенье вертолетного двигателя. Коммодор бросился к иллюминатору, после чего схватился за интерком.
— Куда направляется наш вертолет?
— Гарсайд и Уолтерсон настаивали, что им нужен дополнительный материал для исследований. Одному букашки, а другому — камешки.
— Хорошо. Пусть летят. Пленки уже проявлены?
— Да, коммодор. Все замечательно вышло, с приличной резкостью. Хотите посмотреть прямо сейчас?
— Пожалуй. Я скоро буду в просмотровом зале. И пусть займутся пленкой из нашего вездехода. Мы накрутили больше половины.
— Будет исполнено, сэр.
Позвав остальных корабельных специалистов, которых на «Громовержце» было свыше шестидесяти, Лей вместе с ними направился в просмотровый зал. Когда на экране промелькнули последние кадры хроники, отснятой Огилви, и вспыхнул свет, зрители сидели в тягостном молчании. Комментировать увиденное было бессмысленно.
— Забавное кино, — криво усмехнулся Паскоу, когда они вернулись в главный отсек. — За последнюю тысячу лет род человеческий стал полностью технизированным. Даже какой-нибудь зеленый мальчишка, пришедший служить на задрипанный корабль, и тот обязан иметь технические знания. Причем в прежние времена объем его знаний считался бы чуть ли не капитанским.