Эта песня мне знакома
Шрифт:
Теперь Триш трудилась в дирекции фешенебельного универмага «Бергдорф Гудмен», расположенного на углу Пятой авеню и 57-й улицы, всего в одном квартале от галереи. Раз в неделю подруги вырывались пообедать вместе, и Пэт под строгим секретом пересказывала Триш все слухи, которые до нее доходили.
Она поделилась с подругой своими подозрениями, что Ричард Уокер крутит шашни с очередной молоденькой художницей, Джиной Блэк.
— Он закатил в ее честь вечеринку с коктейлями, но народу собралось не слишком густо. Она частенько заходит в галерею, и сразу видно, он совершенно вскружил ей голову.
На следующей неделе Пэт перемывала кости Элейн Кэррингтон.
— Ричард рассказывал, что его мамочка большую часть времени живет в своей нью-йоркской квартире. Она считает, что новая жена Питера Кэррингтона, Кей, не хочет, чтобы она появлялась в особняке без приглашения, и это ее задевает.
Да и сам Ричард тоже не слишком часто бывает в Нью-Джерси, — продолжала она. — Он сказал мне, что понимает, как нелегко сейчас приходится Кей, ведь она знает, что, по всей вероятности, ее муж убил ее отца, пусть даже сам и не помнит этого. Ричард говорит, наверное, все получилось, как с тем полицейским, на которого Питер набросился с кулаками. Ну что тут говорить, мы обе видели ту запись по телевизору. Сразу видно, что Питер Кэррингтон там абсолютно не в себе. Просто кошмар.
— Да уж, — согласилась Триш. — Надо же, какое невезение: выйти замуж за мужика с кучей денег и обнаружить, что он псих. А как там у Ричарда на личном фронте, никого новенького, кроме той художницы, не наклевывается?
— Ну, есть кое-кто, только я не уверена, что она новенькая. Звонит тут ему одна, небось из бывших. Такая Александра Ллойд.
— Александра Ллойд? Красивое имя, — заметила Триш. — Если только оно не выдуманное. Может, она из шоу-бизнеса. Ты ее когда-нибудь видела?
— Нет. Я думаю, она художница. Как бы там ни было, он от нее прячется.
Три дня спустя Пэт, не в силах дождаться следующей недели, сама позвонила Триш.
— Ричард допрыгался, — зашептала она в трубку. — Проигрался в пух и прах. Сегодня утром к нему прикатила его мамочка. Когда я пришла на работу, они сидели у него в кабинете за закрытыми дверями, и что там творилось! Он твердил ей, что обязательно должен заплатить, а она орала, что у нее нет денег. Тогда он завопил что-то в том духе, что она прекрасно знает, где их взять, а она закричала: «Ричард, не заставляй меня разыгрывать эту карту!»
— Интересно, о чем это она говорила? — ахнула Триш.
— Представления не имею, — призналась Пэт, — но очень хотела бы узнать. Если я что-нибудь выясню, то сразу же позвоню тебе.
50
Сиделка, встретившая Николаса Греко на пороге спальни Глэдис Олторп, предупредила его, чтобы не засиживался слишком долго.
— Она совсем слаба, — сказала ему женщина. — Ей тяжело говорить.
Его бывшая клиентка лежала на больничной кровати, которую установили рядом с ее обычной широкой постелью. Руки ее покоились поверх одеяла, и Греко отметил, что на пальце
«Она слишком похудела и кольцо перестало держаться на пальце или это последний протест против мужа?» — подумал Греко.
Глаза пожилой женщины были закрыты, но она открыла их, едва Греко приблизился к постели. Губы шевельнулись, но ее голос, когда она поздоровалась с ним, был еле слышен.
Греко перешел прямо к делу.
— Миссис Олторп, я не хотел вас беспокоить, но есть один момент, который мне нужно прояснить. Не исключено, что это даже имеет отношение к человеку, который, возможно, помогал Питеру Кэррингтону прятать тело Сьюзен.
— Я слышала полицейские сирены той ночью, когда его задержали здесь. Я заставила сиделку подвести меня к окну и видела, как его затолкали в машину… и… и…
Грудь Глэдис Олторп судорожно заколыхалась: ей не хватало воздуха.
К ним немедленно подскочила сиделка.
— Миссис Олторп, пожалуйста, не пытайтесь разговаривать. Просто дышите медленно.
«Не надо мне было сюда приезжать», — подумал Греко.
Он накрыл исхудавшую руку умирающей своей ладонью.
— Простите меня, пожалуйста. Я был не прав, что потревожил вас, миссис Олторп.
— Не уходите. Вы пришли по делу. Расскажите мне.
Греко понимал, что лучше всего говорить начистоту.
— Я очень хотел бы узнать имена лучших подруг вашей дочери, с которыми она вместе ездила на вечеринки, когда посол Олторп отправлял их с шофером.
Если эта просьба и удивила Глэдис Олторп, она не подала виду.
— У нее были три подруги. Они со Сьюзен вместе ходили в школу имени Элизабет Морроу.
Теперь женщина говорила совсем медленно, после каждого слова надолго умолкая, чтобы отдышаться.
— Самой близкой подругой Сьюзен была Сара Кеннеди. Она вышла замуж за Стюарта Норта. Двух других звали Верни Бауэр и Линор Салем. Боюсь, я не смогу…
Она вздохнула и прикрыла глаза.
— Мистер Греко, боюсь, я не могу разрешить вам задавать ваши вопросы дальше, — твердо произнесла сиделка.
Сьюзен сейчас было бы всего сорок, подумал Греко. Значит, ее подругам должно быть примерно столько же, плюс-минус год-два, а их родителям — от шестидесяти до семидесяти с чем-то. Он хотел узнать у матери Сьюзен, не переехали ли они куда-нибудь, но вместо этого коротко кивнул сиделке и двинулся к выходу. И тут Сьюзен Олторп снова открыла глаза.
— Все девочки были на похоронах Сьюзен, — произнесла она. Губы ее дрогнули в слабом подобии улыбки. — Когда-то они называли себя четырьмя мушкетершами…
— Значит, они до сих пор живут где-то поблизости? — быстро спросил Греко.
— Только Сара. Когда она вышла замуж за Стюарта, они купили соседний дом. Они до сих пор там живут.
Выходя из дома Олторпов, Греко подумал, что, скорее всего, никогда больше не увидит Глэдис. С одной стороны, он корил себя за то, что отнял у нее эти пусть всего несколько, но последних минут. С другой стороны, чем дальше, тем сильнее грыз его червячок беспокойства, слишком уж аккуратно все укладывалось в общую картинку, и это наводило его на мысль, что самым важным частям головоломки еще только предстоит встать на свои места.